— Дело не в количестве войск. — Юний Сергеевич переглянулся с губернатором. — Либава, например, набита солдатами и матросней. Но разве от этого легче? Наоборот! Либавская крепость представляет собой настоящий пороховой погреб, который готов воспламениться от малейшей искры. У нас коварный, изобретательный враг. Латышские эсдеки и русские большевики образовали специальные отделы для ведения агитации среди солдат. Я уже имел честь докладывать вам, Николай Александрович, в присутствии господина генерала о настроениях в казармах, так что не стоит повторяться. Большой шлем!
— Вам везет, — позавидовал губернатор.
— Большевики издают газету специально для солдат, — сказал Папен. — Я распорядился обыскивать и изымать у нижних чинов все газеты без исключения.
— Все-то зачем? — мягко упрекнул губернатор. — Патриотические, вроде «Тевии» или «Ригаше рундшау», можно было бы и дозволить. Козырь пики, господа… Журналы тоже: «Новое время», «Будильник» — для развлечения. Что же касается «Русского инвалида», то я бы просто рекомендовал его для распространения.
— Армия должна быть в стороне от любой политики, — высказал свое кредо генерал-лейтенант. — Авторитет начальников, от ефрейтора до царя, не следует подвергать даже тени сомнения. В газетах же порой непочтительно отзываются о начальственных особах. Даже карикатурки помещают. Распустили писак.
— Я хотел сказать, господа, — барон полез в кошелек за мелочью для сдачи, — что мужественные слова господина Трепова: «Холостых залпов не давать. Патронов не жалеть» — не утратили своей силы по сей день. Твердость и непреклонность — вот чего так недостает. Либо мы одолеем революцию, либо она переломит нам хребет. Третьего не дано. Вы согласны, Юний Сергеевич? — Сославшись на Трепова, взявшего под свою длань всю полицию и жандармский корпус, он загнал полковника в угол.
— Я просил господина Трепова существенно увеличить секретные суммы. Карать надо строже. Чуть что, и на сук.
— Патрули, — подсказал генерал, — комендантский час.
— Полагаете, что настала очередь для чрезвычайных акций? — спросил губернатор.
— Мы же катимся в пропасть, ваше превосходительство! — Мейендорф едва сдерживал себя. — Когда я слушал ваши рассказы о положении в армейских частях, то просто диву давался. Где мы живем?! Что нас ожидает?! Нет, довольно шутить, господа. Я категорически потребую военного положения. Губернатор Курляндии поддерживает меня.
— Так ведь и я не против, — поспешно сообщил Звегинцев. — Просто мне кажется, что военное положение следует ввести в наиболее подходящий момент.
— Кто определит этот момент, ваше превосходительство? — насмешливо спросил Мейендорф.
— Видимо, все-таки губернатор, — тактично высказал свою точку зрения Николай Александрович. — Правительство должно в секретном порядке установить военное положение, а губернатор, сообразуясь с ситуациями, введет его в действие.
— Или не введет? — запальчиво осведомился барон.
— Или не введет, — примирительно согласился Звегинцев, — если сумеет обойтись собственными силами.
— Такому исходу надлежит только радоваться. — Волков счел момент наиболее подходящим для того, чтобы недвусмысленно заявить о полной поддержке взглядов губернатора. — Закоперщиков арестовывать надо, а не стрелять в дураков, которые подпали под влияние злостной агитации. Дайте сперва жандармам и сыскной полиции порезвиться. Если вам, барон, удастся выбить нужную сумму, то уверяю, что мы взорвем врага изнутри, развеем его преступные замыслы. Обыватель даже не заметит, как обезглавят революцию еще до решительной схватки.
— Я не жажду крови, господа. Я просто не верю, что полиция способна остановить революцию, — откровенно признался барон. — Мы не смеем позволить себе ошибки. Не лучше ли вместо бесплодных дискуссий употребить все способы ради достижения поистине благородных целей. Прибалтика жаждет мира и спокойствия. Она устала от смуты. Договоримся так, Юний Сергеевич: я приложу все усилия, чтобы лифляндская полиция получила необходимые для успешных действий финансы, но и вы в свою очередь поддержите по своим каналам наши чаяния. Того же мы ожидаем и от вас, господин губернатор.
— Понимаю, барон. — Звегинцев протянул Мейендорфу руку. — Между нами не должно быть никаких недомолвок. Еще до вступления в должность я обещал, что буду твердо отстаивать интересы здешнего дворянства, которое всегда служило верной опорой монархии. Клянусь, что это были не пустые слова. Юний Сергеевич, уверен, руководствуется теми же принципами.