— Болен, и все. Слава богу, Люцифер не ранен, и его нет надобности прятать. Пусть себе спокойно лечит. Где его одежда?
— Анета взяла просушить. — Аспазия вздохнула и покачала головой: — Промок насквозь. Его надо было сразу же раздеть, а не везти сорок верст по морозу.
— Не было такой возможности, госпожа Эльза, — пояснил Лепис. — И вообще он всю ночь пролежал на льду.
— Сколько все-таки убитых? — спросил Плиекшан, когда они вчетвером уселись вокруг стола.
— Точно пока неизвестно, — покачал головой Лепис. — Думаем, около ста. Раненых раза в три больше. Погибло много наших, и среди них Кате… Печуркин тоже убит. Завтра будем хоронить.
Плиекшан зажмурился и, словно боясь упасть, ухватился за столешницу.
Кате! Милая умная девочка с доверчивыми глазами. Он помнил, как она за руку привела его в барак, где на занавешенных тряпьем нарах умирала пожилая ткачиха. «Это так несправедливо!» — сказала она, когда все было кончено. Несправедливо! Только лучшим из лучших дарует природа обостренное чувство справедливости. Этим трудным даром она метит своих избранников. Они идут в революцию и умирают молодыми.
— «Всех самых юных, крылатых всех»… — усмехнулся Кронберг. — И опять безоружные на штыки.
— Баста, — Лепис хлопнул ладонью по столу. Звякнула ложка в стакане. — На панихиде выставим вооруженную охрану… Револьверов, жаль, мало.
— Райнис давно говорил вам, рижанам, что революция не должна быть безоружной, — заметил Приеде. — А у вас на уме только одно: речи и лозунги.
— Не у нас, — грустно усмехнулся Лепис. — Не равняй нас с меньшевистским охвостьем, Рыбак. Это они твердили «бланкизм-терроризм», когда мы добывали маузеры и бомбы. Но теперь конец болтовне. Наш ЦК и Рижский комитет призвали народ к оружию. Теперь нас не остановишь.
— Мы выступим вместе с вами! — загорелся Жанис.
— Не торопись, — остановил его Лепис. — Оружие — это да, это — другое дело. Помочь можете или у самих мало?
— Можем, — твердо пообещал Плиекшан. — Святой наш долг перед павшими.
— Верно, — Кронберг согласно кивнул, — пора, однако, создавать вооруженные отряды.
— Для этого нужны не охотничьи трехстволки и бульдоги, а винтовки и маузеры, — вставил Райнис. — То скромное количество, которое нам удалось с великим риском закупить за границей, никого, конечно, удовлетворить не может. Будем добывать иными путями.
— Какими, хотелось бы знать? — спросил Кронберг.
— Революционными… — Плиекшан повернулся к Лепису. — Верно я говорю? Вооружимся за счет правительства. Нападем на арсеналы, оружейные магазины, полицейские участки и силой возьмем все, что нам нужно.
— Мы тоже так считаем, — поддержал его Лепис. — Нам, социал-демократам, жизненно необходимы свои боевые дружины. И никакого «бланкизма» в том нет.
— Абсолютно нет! — Плиекшан взмахнул рукой. — Такова логика и высшее право революции. Если царь воюет с народом, народ будет воевать с царем.
— Господин Трепов в Петербурге обещал показать нам, где зимуют раки, — как бы вскользь заметил Кронберг. — Посмотрим…
Лепис облизал пересохшие губы, стремительно встал и прошел в сени, где надел пальто, переложив в боковой карман револьвер. Помедлив немного, он осторожно выглянул во двор, но увидев идущую по расчищенной в снегу дорожке фигуру, захлопнул дверь и вернулся в комнату.
— Сюда кто-то идет, — шепнул он Аспазии. — Впустите, чтобы я мог незаметно уйти.
— Зайдите за ширмы. — Она испуганно прижала руки к груди и бросилась к двери, над которой уже дребезжал колокольчик. — Ах, это вы, господин Сталбе! — донесся из сеней ее обрадованный голос. — Милости просим. Как давно вы у нас не были. Снимайте свою шинель и подымайтесь прямо ко мне. А то у нас, знаете ли, больной и сейчас должен прийти доктор. Кто болен?.. Мой кузен из Земгалии.
Когда наверху нарочито громко хлопнула дверь, Лепис вышел из-за ширм и бесшумно проскользнул к выходу.
ГЛАВА 18
Есть много славных дней в круговороте года. Но только один из них лиелдиенас — великий день начала весны. Никто не знает, как он приходит в наши леса и поля, никто не сумел подстеречь удивительный миг, когда он оживляет озера и реки. Может быть, только птицы, что поют среди голых ветвей, знают тайную дату преображения природы.
Вдруг откуда-то с легендарного Висби, с варяжского острова Готланд начнут сползаться лиловые тучи и влажно задышит теплом прогретых на солнце далеких течений зюйд-вест. И тогда за тайной завесой тумана свершится дивная колдовская мистерия. Забытый всеми бог плодородия Юмис, презрев обиду, заронит желание в сердце подруги-земли. Словно ничего не случилось за восемь столетий в нашем грешном и суетном мире. Быть может, неистовый Юмис и в самом деле не видит больших перемен. Разве и раньше не веяли горькою гарью пожары? Или невинная кровь не томила ненасытным железистым хмелем? Пусть голодные батраки порубили священную рощу и никто не спешит к заповедным лесным алтарям. Под опавшей листвой еще много лежит желудей. Пусть, как прежде, смеется толпа над предсказателем судеб — парегом — и травит буртниеков — бардов. Такое было на памяти ветхого бога не раз и не два. Потому-то заброшенный Юмис вновь и вновь разжигает весной вожделенную жажду.