— Я знаю, — отвечаю, неспешно убирая его руку от моего лица. — Но иногда нам приходиться учиться отпускать вещи подобные этим. Тайлер, мне бы очень хотелось…
— Я бросил этим заниматься прежде, чем ты уехала.
Мое сердце пропускает пару ударов, прежде чем кровь вновь начинает циркулировать по венам, а кожа гудеть от скопившегося адреналина.
— Я слышала…
Тайлер прижимается ко мне до того, как я успеваю найти пути к отступлению. Склоняя свою голову, он пристально смотрит в мое лицо.
— Ты сказала мне, что ничего не изменит, если я брошу сниматься… — его губы едва прикасаются к моим, когда он говорит эти слова. — А я говорю, что это полная херня. Ты не можешь злиться на человека, кому принадлежит твое сердце.
Не теряя больше ни секунды, его теплый рот завладевает моим, его язык проникает глубоко в мой рот. Я хватаюсь за его плечи и принуждаю его твердую грудь прижаться еще сильнее к моей груди. Его пальцы запутываются в моих волосах, когда он заставляет меня откинуть голову назад, скользя своими губами по моей шее.
— Я чертовски люблю тебя, и ты, мать твою, любишь меня, мы принадлежим друг другу.
И он абсолютно прав, мы принадлежим друг другу. Что его характеризует, так это то, что он любит меня, и этого никто не сможет изменить или же разрушить. После всех этих лет, выясняется, что у нас все-таки великая любовь, которая сможет выдержать любые испытания…
Эпилог
Год спустя
Джемма заканчивает сниматься во втором сезоне сериала «Катастрофа». Я оканчиваю последний курс университета и теперь готовлюсь к экзаменам. Мы приезжаем домой, чтобы навестить наших родителей на День Благодарения, и прямо сейчас, я сижу на дереве. Не просто на каком-то там дереве, а на нашем дереве. Сижу на этом чертовом дереве уже практически двадцать гребаных минут. Я чуть не сломал шею, когда в первый раз старался забраться на него, и сейчас рассматриваю кровоточащую царапину, которую заработал после второй попытки. Клянусь Господом, на это дерево было намного легче взобраться, когда я был ребенком. Она сказала, что родители нарезают индейку, поэтому я решил, что это займет не больше десяти минут. Какого хрена они так долго с ней возятся? Господи Иисусе! Я уже не чувствую своих рук, а мои губы начинают неметь от холода. Раздается громкий звук, сопровождающийся громким уханьем, от которого я практически чуть ли не теряю равновесие. Гребаная амбарная сова садится на ветку рядом со мной, и ее огромные желтые глаза пялятся на меня. Она поворачивает голову в мою сторону пару раз, неспешно наклоняясь ко мне. А эта ублюдочная сова смелое создание. Я немного передвигаюсь вправо, но она следует за мной. Одна из веток ломается подо мной, и сова начинает хлопать своими крыльями, громко ухая, прежде чем, наконец, успокоиться.
Наконец, включается свет в комнате Джеммы. Я медленно выдыхаю, когда продвигаюсь аккуратно вперед по старой, сухой ветке дерева, уповая на то, чтобы она не сломалась пополам. И, как и десять лет назад, я сижу здесь, восхищаясь ее красотой и чувствуя себя немного извращенцем, наблюдая за ней, в то время, как она ни о чем не подозревает. Протягивая руку, стучу в окно, и Джемма замирает на месте. Она опасливо подходит к окну, выглядывает из-за шторы, начиная смеяться, когда видит меня на дереве.
— Что, черт возьми, ты тут делаешь? — спрашивает она, открывая окно.
— Собираюсь пробраться в твою комнату.
Когда перемещаю свой вес, чтобы перебраться, наконец, через окно, ветка издает характерный хруст вновь, и гребаная несчастная птица взлетает прежде, чем ветка ломается под нами. Я лечу на землю, приземляясь аккурат на спину с громким звуком «БАМ».
— Ох, черт, Тайлер!
Не могу сделать ни вдоха. Боль пульсирует по всем телу.
— Тайлер, ты в порядке? — кричит Джемма.
— Ага-а-а, — пытаюсь выговорить я.
Пару минут спустя, она появляется передо мной с широко распахнутыми глазами. Джемма стряхивает с меня несколько веток, помогая подняться на ноги.
— Ты – идиот, ты мог убиться. Что вселилось в тебя, что ты совершил такое?
— Господи, женщина, я думал, ты скажешь, что это так романтично, — бормочу я, пытаясь восстановить дыхание.
— Так и было, когда мы были детьми! Просто сейчас это смотрится странно, когда мы уже стали взрослыми, извращенно во всех смыслах.
Хватаю ее за талию и притягиваю к своему телу.
— Это дерево много значит для меня, понимаешь это?
— Ага, уверена, что ты рассматривал его, как переход для того, чтобы побыстрее потерять свою девственность, — смеется она, игриво ударяя меня по груди.