– Видишь, я тоже решил полетать с тобой…
Дальше его голос терял смысл равно так, как границы комнаты теряли очертания, контроль пространственно–временных границ. Капли обладали еще одним важным свойством, действующим как на нее, так и на Олега. Если заснуть, приняв на обе ноздри целый пузырек (сон, как правило, накатывал всегда), то по пробуждении практически не возможно восстановить в памяти час–два перед снов – эти моменты абсолютно не запечатлеваются в памяти. Поутру можно обнаружить себе и свои вещи где угодно. Так случилось и тогда. Она проснулась на плече Олега, чувствуя что он тоже не спит.
– Я, прикинь, какой сон видел, – начал Олег , прорывая тишину и смотря на Диметру. – Будто я в космосе и могу без скафандра дышать и повсюду бесконечность.
– По–твоему космос бесконечен? – зевая, спросила она.
– Да. Дальше космоса только создатель.
– Создатель – метакосмическая величина – тот, кто выше космоса, – но нас учат с детства, что космос бесконечен.
– Ты думаешь, по–другому? – Он смахнул прядь волос с ее лба.
– Да. – Она поймала его руку и проделала дорожку поцелуев от его запястья до локтя.
– Прекрати, зай, я то я возбужусь сейчас.
– И что? Утренний секс самый лучший, энергия на весь день.
– Ах ты, хулиганка! Значит, энергия на весь день, да? – Он играючи сдернул с нее одеяло, навис над ней, чуть спустился и поцеловал, чувствуя как на его спине смыкаются руки Диметры.
Они с легкостью перевернулись на бок, не отрывая губ друг от друга. Олег лег на спину.
– И где мои очки? – осмотрелась она.
– Да вон, на тумбочке лежат.
– Ооо, спасибо. – Она их одела, после чего контуры обрели четкость, а черты его лица – разборчивость.
– Коридор, – отрешенно сказала она, положив голову на низ его живота.
– Что–о? – Усмехнувшись, удивленно спросил он.
– Мало кто понимает цепочку познания космоса и метакосмоса. Через любовь к человеку мы познаем окружающий мир. Через окружающий мир мы познаем любовь к создателю. Через любовь к создателю мы познаем сущность бытия, – смотрела в потолок она. – Если бы меня попросили изобразить создателя, то я бы нарисовала коридор зеркал, похожий на гадальный, где лежащая на боку восьмерка – портрет создателя, а бесконечность – его имя.
– Угу, – согласился он. – А главное – ни во что не верить, кроме вложенных создателем истин.
Олег сел, потянувшись за стоящим на тумбочке стаканом воды.
– Истины – это и есть создатель. Ведь так? – Она поудобнее устроила голову на его коленях.
– Да. Именно так.
– А идеальная истина – любимый.
– Или любимая.
– Зай, слушай, а давай еще по капелькам, м?
– Ну я от тебя балдею! – Воскликнул он, гладя ее по голове. – Вчера два пузырька угрохала, а утром еще просит.
– Всего чуть–чуть.
– Ты пойми, – грубо и настойчиво начал он. – Мне не жалко капель – тебя жалко, твое здоровье. И вообще, это забава для подростков. Давай лучше пойдем прогуляемся, купим пива по дороге, будем пить, обсуждать извечные проблемы мироздания, шатаясь по парку моего детства?
– Давай, – охотно согласилась она, кивнув. – Только я думала, клей – это забава для подростков.
– И клей тоже. Нас один раз родители застукали, когда мы с другом в подъезде клеем дышали. Крика было ты не представляешь столько. Сейчас покурим и пойдем.
– Ты клей нюхал?!
– Ну да. Давай тут, прямо в спальне покурим.
– Давай, – достала она тонкую сигарету с ментолом из пачки и, щелкнув зажигалкой, затянулась дымом. – Ловлю себя на мысли о том, как хорошо что мы живем одни без родителей. Это такое счастье – спокойная жизнь.
– Да уж. Моя мать точно бы разоралась, видя нас, курящих в спальне. – Он потянулся к лежащей на тумбочке зажигалке и за открытой дверцей увидел лежащие на полочке ампула. – Во! Хочешь, Дим, почувствовать себя лучше?
– В смысле? – удивилась она.
– Я введу тебе вот это, – показал он ей ампулу с маслянистой жидкостью внутри.
– Что это? Я улечу?
– Нет. Ты молодая еще, ни разу по–настоящему не летала.
– Ой–ой, от кого я слышу!
– А что?! Я почти что до сорока лет дожил – столько всего попробовал!
Он взял две ампулы из одной пачки, вторую из другой, положил их в низкий стеклянный стакан и пошел на кухню. Из–за любопытства Диметра за ним.
– Подогреть надо, зай. Раствор–то масляный, иначе расходиться в тканях плохо будет, – держал под струей горячей воды он стакан.
– Мне чем дальше, тем интереснее.
– Ну вот, готово, – вернулся в спальню он, распаковал одноразовый шприц, открывая, отломил ампулу и заполнил ее содержимым шприц: сначала одной, потом второй, наполнился двух кубовый шприц.
– Снимай трусики, Милая.
Олег обработал спиртом ее правую ягодицу, мастерски ввел иглу и густая жидкость растворенного в оливковом масле для инъекций эфира плавно и медленно проникала в ее ткани.
– А это для меня. – Он проделал то же самое, но с другой ампулой и столь же мастерски сделал укол себе. – А теперь пошли гулять! – внезапно огрубевшим голосом воскликнул он.
– А я–то думала, это полет.
– Это другое! Сама заметишь: сиськи становятся больше, а голос – выше. Мимо моей старой работы пойдем – может получится что.
Он одел широкие джинсы, большие черные кроссовки, накинул кожаную куртку и ждал ее, наносящую на губы бесцветный блеск. Весенний воздух улицы ударил в нос прохладной свежестью пасмурного дня. Шли они молча, взявшись за руки. Круглосуточный магазин не радовал разнообразием: трое пьяных возле на лавке горлопанили едва разборчивые песни, дверь отторгала запахом разлившегося вина из разбитой бутылки. Олег вошел первым, попросил две бутылки пива и, к удивлению Диметры, две чекушки.
– А водку зачем?
– Увидишь, – хитро ответил он, блеснув глазами.
Лента асфальта по бокам была украшена деревьями с голыми ветками.
– Вон, видишь корпуса больницы? – Он указал на здания с лева. – Я тут в хирургии раньше работал.
За забором все напоминало хитросплетение лабиринта корпусов, в котором разобраться было трудно.
– Здорова, Михалыч! – поздоровался и протянул руку он стоящему возле двери мирно курящему медбрату в зеленой медицинской одежде.
– Привет! – пожал ему руку тот. – Ты тут мимо проходил или по делу?
– Конечно мимо! – Он протянул ему две стограммовых бутылочки с водкой.
– Да вы как нельзя кстати! Представляешь, у нас же тут не выпьешь теперь!
– Что так?
– Да главная намешала спирт с хлоргексидином. А моя последнее из карманов вытащила. Пиздец вообще! – Он выпил одну практически залпом, не запьянев. – Ну ладно, парочку ампул я вам спишу. На большее не рассчитывайте.
– Да нам и этих волшебных ампул хватит хватит!
– А Вы, дама, ничего, – бросил он на Диметру вожделенный взгляд.
– Моя – гордо обнял ее Олег.
Спустя некоторое время он, шатаясь, вернулся и дал ему две ампулы. Попрощавшись он и она медленно пошли вдоль аллеи по направлении к прудам, находящимся внутри огромного благоустроенного парка. Внутри, за огромной черной оградой парк начинался с детской площадки и тройки скамеек, на одну из которых они сели.
– Смотри–ка, свежий и пятипроцентный раствор, – смотрел на свет ампулу он.
– Настоящий полет?
– А то!
– Я всегда думала: и почему мы вынуждены искать окольные пути вместо того, чтобы просто купить в аптеке необходимый препарат? – Она положила голову на его плечо.
– Потому, что это мы такие, – медленно и тихо начал он. – А ты подростков представь. Общество настолько омерзительно, что направлено исключительно на порабощение человека, исключительно на стирание его личности, способностей к творчество. Общество топчет, ломает, душит, бьет, кусает и подростку не остается ничего кроме изменения состояния своего сознания. – Он пронзительным взглядом смотрел на неподвижные воды пруда. – И теперь представь: ни кем не понятые личности в бесполезной жизни будут снова и снова злоупотреблять препаратами если их легализуют.