– Верно подмечено, – согласился критик.
– Сплошное блядство, – добавил Олег.
– Да не то слово!– Увидев знакомых критик медленно качаясь направился к ним.
Вслед за ним Олег легко встал с высокого барного стула, после чего рукава вновь вернулись к его запястьям.:
– Пошли, волшебную комнату поищем, а то ссать охота – сил нет, – предложил он.
Кивнув Диметра пошла за ним, ощущая легкую расслабленность от гуляющего по крови рома, перекрывающего и действие препаратов, и гормонов, постепенно выводя из организма и то, и другое, и даже больше – алкоголь можно считать своеобразным антидотом и к волшебным каплям (алкогольное опьянение способно мгновенно перекрывать химическое), и к гормонам (за каких–то часов 10 алкоголь вымывает больше количество принятых гормонов, даже голос возвращая на прежний тембр).
Время текло по иному и после клуба часы показывали половину четвертого утра, что было удивительным временем пустых улиц, сравнительной тишины. Сев на остановке Олег закурил, внимательно посмотрел на Диметру.
– Моя ты милая, – сладким возбужденным тоном протянул Олег.
– А ты – мой, – чувствуя легкое возбуждения ответила она.
Затянувшись очередной раз, не сильно, впустив в себя мало–мало дыма он откинул голову на стекло остановки и всмотрелся в искаженное фонарями небо. О, сколько звезд скрывает весь этот бесполезный свет и сколько птиц – жертв бесполезного электричества – сбилось с тысячелетиями освещенных звездами путей, погибло, цепью событий будто отражаясь в его полных тоски глазах.
– Вылижи мне кеды.
– Прямо здесь?
– А что, тебя напрягает плавно приближающееся к пяти часам утра время?
– Вовсе нет, – и Диметра присела перед ним на корточки.
– Ты плохая девочка! – воскликнул он. – Ты не заправила постель, не вынесла мусор. Папочка тобой очень не доволен. Сейчас ты будешь наказана – лижи!
От его тела исходил жар, прикасаться языком к его кедам практически доводило до исступления, трудно тогда было не кончить… Сантиметр за сантиметром он вылизывала, старательно и быстро, временами замедляя ритм и в столь не сравнимой ни с чем атмосфере абсолютного взаимопонимания прошел еще один час, ознаменовавший возобновление работы метро. Утро, там, на Юго–Западе стоял все тот же музыкант и они сначала не поняли, что это была мелодия, лишь спустя несколько минут Диметра догадалась первой – это был Born Slippy, пожалуй, впервые кем играемый на электрогитаре.
– Какая музыка, да? – Спросил Олег, став рядом с ней возле подземного перехода и закурив. Он не любил электронной музыки, отдавая предпочтение и исполняя преимущественно рок он считал электронику нечто не живым, искусственным, даже не музыкой вовсе, однако уважал творчество Underworld: его умопомрачительные тексты и гипнотический вокал Карла Хайда вряд ли кого мог оставить равнодушными, а Диметра впервые услышал в году девяносто пятом их Born Slippy до сих пор оставалась поклонницей, раз за разом чувствуя мурашки по спине от слушания в плеере и не мудрено, что при очередном аккорде слова вспомнились сами собой и она начала сначала шептать, а потом и петь.
Зная множество англоязычных текстов трудно себе представить нечто более гениальное, нечто более законченное логически. Проходившая мимо девушка бросила несколько монеток музыканту, после чего насыпала примерно столько же и ей, на что Диметра возмутилась.
– Нет, спасибо, мы с мужем достаточно зарабатываем, – и вернула мелочь ей.
Скрывшись в густо взросшем деревьями дворе он и она закапали остаток волшебных капель. Олег взял ее за руку и под действием препарата, нет–нет, было вовсе не страшно потеряться, пойти по совершенно не той дороге, нет. Самый давящий страх потери в жизни – это страх потерять себя.
Не проси
Яркий свет проникал сквозь шторы, озаряя комнату, от потолка до самых потаенных участков комнаты. Причудливый рисунок штор своей тюлевой гибкостью проецировался на противоположную окну стену, константно и неподвижно рождая витиеватый рисунок.
– Вставай, а то проспишь все самое интересное! – Бодрый голос Олега, одетого в желтую майку и широкие, монотонно синие трусы, прозвучал подобно глотку свежего воздуха, грубый, хриповатый, невозмутимый – это лучшее, что можно услышать утром.
– А сколько времени? – вяло спросила Диметра, натягивая на себя одеяло.
– Половина первого, дорогая.
– Да? Вот это а я поспала.
Да я сам только час назад встал, сварил нам кофе, сделал бутерброды с паштетом и сыром.
– Как здорово, – протяжно восхитилась Диметра, стащила с себя одеяло и, будучи в одних лишь белых облегающих трусах, встала и направилась на кухню.
– Ладненько, Ди, ты позавтракай пока, а я в аптеку, – сообщил Олег, одевая цветастые бермуды.
Диметра, отреагировав на это, смотрела полным неведанной грусти тяжелом взглядом.
– Ты что? – неожиданно возмутился он и не дожидаясь ответа Диметры продолжил засыпать вопросами. – Думаешь, я ничего не замечаю, да? Ты каждый раз смотришь мне вслед так, будто видимся последний раз, будто навсегда ухожу. Что с тобой, а?!
– Любимый мой, если бы ты знал, постиг длину этих секунд, этих мучительно долгих секунд, протяжным эхом распада души на мельчайшие атомы рвущих душу, рвущих твоим отсутствием душу…
– Ну–ну–ну, – приблизился он к Диметре, чувственно, как умеет только Олег, прижав ее к себе и ощущая слезы. – Я же в аптеку, зай. Ну хочешь, не пойду, тогда коротать нам время без волшебных капелек.
– Нет, – продолжала рыдать она. – Ты вовсе не за в аптеку..
– Тихо, солнышко, тихо. Я скоро вернусь. Карманы, полные перспективы разноцветных картинок к твоим ногам опустошу. Все для тебя. Самое дорогое, ведущее от дна клоаки адовой до небес седьмого эшелона – все тебе до последнего кубика.
– Но уходя не оставляешь напоследок и тени, – возразила она, оценивая образовавшееся после разомкнутых объятий расстояние.
– Уходя я оставляю большее – себя. – Олег вышел, закрыв на ключ за собой входную дверь.
Нахлынувшей тишины непроницаемый полог вакуумно упаковал неподвижно сидящую за столом Диметру, с кружкой полуостывшего кофе прогуливавшуюся по квартире, полностью погруженную в мысли, мысли о его правоте. Он и правда оставлял себя, оставлял независимо от того, отлучался ли в находящуюся через дорогу аптеку или уходил на работу. Олег обладал поразительнейшим свойством оставаться надолго после, оставаться на уровне ощущения изучающего взгляда на себе, когда его на самом деле нет; ощущения тепла тела, когда его на самом деле нет; ощущения будто он ни на миг не упускал из вида, не разжимал объятий, будучи впереди и позади, над головой и под ногами, по бокам, он был всегда, он был везде.
Звон ключей вскрыл упаковку, тем самым вырвав Диметру из нескончаемого потока мыслей и напомнив о сжатой в руке кружке.
– А вот и я, – озорным голосом сообщил Олег, тотчас спуская бермуды по тонким как змеи ногам. – Ну и жарища там, взмок весь. Ты поела?
Отблески пота подобно золотой оправе кольца с бриллиантом обрамляли контуры его скелета: давая основу ветвям ребер давая основу ветвям ребер ствол позвоночника величаво произрастал под кожей, кости таза, корневища ног.
– Нет, ждала тебя.
– Ты моя сладкая виноградинка. – Олег, оставшись в трусах, подошел сзади и чмокнул в затылок.
– Ах ты, сочный персик!
– Спелая помидорка.
– Свежий огурчик!
– Я–то свежий, а как телефонные девки?
– Причем здесь они? – не поняла она.
– А при том, что прежде чем предъявлять претензии посмотри сначала на себя, – довольно жестко ответил Олег.
– А что смотреть?! Уходишь и не знаю куда.
– А ты звонишь всяким проституткам.
– Это развлечение, я же говорила.
– А, теперь это так называется? Ты хоть поподробнее рассказала, о чем вы там говорите, может мне тоже интересно будет, – его жесткий издевательский тон только набирал обороты, на что Диметра ответила уравновешенным голосом: