Закончив монолог Олег бережно взял ее руку, три раза шлепнув по тому месту, откуда обычно делается забор крови для биохимического анализа, протер едва заметную вену Диметры ватой, снял с очень тонкой короткой иглы колпачок, выпустил из шприца лишний воздух до появления фонтанчика из препарата и мастерски ввел иглу ей в вену, после чего очень аккуратно стал давить на поршень и жидкость медленно вливалась в вену легким жжением. Когда черный резиновый клапан добрался ровно до середины Олег вывел ее, положив на место укола ту самую вату, слегка прижав и подержав так тридцать секунд. После он оставшейся еще мокрой оборотной стороной той ваты проделал ту же процедуру себе оставшейся половиной глазных капель.
– И еще.. Это можно делать только раз в месяц.
– Почему? – Диметра, договорив слово, почувствовала глубокое, ни с чем несравнимое расслабление.
– Следы останутся. Твоя мама увидит – совсем меня съест. Она и так допытывается на тему того, почему я выгляжу как парень и так далее…
– Да–а? Моя мать задает такие вопросы? – речь Диметры становилась все более протяжной и слабо членораздельной.
– Твоя хоть делает это корректно, в отличие от моей, моей родной матери, – голос Олега в конце фразы приобрел интонации находящего в алкогольном опьянении человека.
– Она враждебна?
– Нет, считает меня психически нездоровым.
– Подобные сужде–е–е–е–е–ен–н–н–н–ия, – голос Диметры так же приобрел опьяненные интонации, она ели выговаривала слова. – Суждения подобные обычно рождаются из–за не знания. Ты настрой ее на правильный вектор мышления, качественное кино покажи, про Вельветовый триппинг, например.
Эта фраза была последней из запомненных Диметрой в тот вечер, последней до легких, заботливых прикосновений ко лбу, поглаживания волос. Когда она открыла глаза, перед ней присевший на корточки Олег внимательно на нее смотрел.
– Ди, ты в порядке? – тихо спросил он уже тоном адекватного человека, без признаков действия препарата.
– Да. А ты? Я уснула? – ели спросила от озноба и сухости во рту она
– Угу. – Он встал и только тогда были заметны мурашки по телу, находящемуся в состоянии озноба телу.
Встав он закрыл отверстие канализации, включил сначала горячую воду, переключив смеситель на душ, попробовал температуру тыльной стороной ладони, на сантиметр повернул кран холодной воду, снова проверил и направил струю невыразимо комфортной температуры сначала на Диметру, потом на себя, потом на нее, инстинктивно закрывшую глаза. Наконец озноб отступил, возможным стало открыть рот навстречу, хоть и теплой, но влаге, способной устранить навязчивую сухость, и вода полилась плотными струями по ее лицу, лаская плечи и грудь.
– Согрелась?
– Еще как.
– А кто–то рассказ обещал…
– Хорошо.
– Я весь во внимании. – Олег посмотрел на ее руку. – След от укола через недели две пройдет.
– Меня беспокоит Андрей, – грустно посмотрела на Олега Диметра.
– Красивый? – не мог скрыть ноток ревности он, прищурясь и гордо вскинув волевой подбородок.
– Нет. И потом… Субъективная оценка внешнего вида клиента – критерий непрофессионализма.
– Ну ладно–ладно. Что с ним? Я все–таки должен представлять человека, засевшего в твоем активе.
– Андрею сорок два года, рост до ста семидесяти, плотного телосложения. Он суицидален.
– А причина? Может, я слишком архаичен, но рассказывающие о том или ином действии вряд ли когда его совершают.
– Он видит причину сложившейся проблему во мне..
– Ебанутый, – ехидно заметил он.
– Он считает, что я могу достать ампулу препарата для вводного наркоза.
– Хм. Отправь его в аптеку за каплями, – пожал плечами Олег.
– Я боюсь за него.
– Моя ты милая, обо всех заботишься, а они хуй на тебя кладут. – Олег приблизился к ней, обеими руками зачесав ее волосы назад, чтобы ее глаза были направлены в него. – Запомни, ни один мудила не заслуживает траты твоих нервов.
– Страшно за него.
– Разве иррациональный страх не критерий непрофессионализма? – шутливо перефразировал он.
– Андрей завтра… Теперь уже сегодня придет на прием, а я не знаю, не знаю что ему сказать.
– Ты неисправима. Пошли спать, завтра нам надо отработать, хоть кое–как дотянуть до вечера…
– А потом?
– Суп с котом и маленькой собачкой, – рассмеялся Олег с неподражаемым блеском в глазах. – Рецитал. Забыла?
– Забыла, признаюсь. Я стала жертвой собственного закона, Закона Забытого Вечера.
– Пошли уж, маленькая изобретательница законов, – потянул ее за руку, поднимаясь, он.
– Пойдем, – увлеклась за ним она. – Милый, а ты играл когда–нибудь в Книгоедский флэш–моб?
– Ха–ха. Ты, по–моему, пересидела в интернете, – рассмеялся в ответ Олег, присев на кровать.
– Олежка, ну это способствует засыпанию…
– Ладно, зай, – согласился он. – Кто выбирает первопопавшуюся книгу?
– Ты.
– Так и знал. – Олег встал с кровати. – Но предложение выберешь ты.
– Хорошо, – кивнула в ответ Диметра.
– И озвучишь.
Олег с закрытыми глазами подошел к озаренному тусклым светом стоящей на письменном столе лампы книжному шкафу, выбрал первопавшуюся под руку книгу и прочел название слух:
– Эрих Фромм. «Душа человека»
Диметра взяла ее, открыла строго на странице сто двадцать три и, чеканя каждое слово, прочла третье предложение, звучащее:
– «У примитивных племен или родовых групп речь может идти о паре сотен членов; здесь отдельный человек еще не является “индивидом”, он объединён со своей кровнородственной группой посредством “первичных связей”, которые еще не могут быть разорваны».
– Вот это я выбрал, – задумчиво возгордился собой Олег.
– Дорогой, ты гений.
– Да уж, – хитро прищурился он. – Твой возбужденный гений.
– Не знала, что старина Фромм оказывает возбуждающее действие, – заигрывала в ответ она.
– Не Фромм! Меня возбуждают только девушки.
– А какие именно? – не унималась Диметра.
– Знаешь, такие милые–милые девушки с озорными–озорными глазами, любящие задавать вопросы, от которых я весь взмокаю, к которым бежишь со всех ног с работы и когда приходишь – все в первый раз как будто: смотришь и не можешь наглядеться. Ну а тебе какие нравятся парни, Ди?
– Знаешь, такие милые–милые, – сначала передразнила она, после чего перешла на более серьезный тон, от которого ее пальцы стали влажными и обозначились едва заметной дрожью. – Мне нравятся парни темноволосые, с очень правильными чертами лица, узкими плечами, худощавым–худощавым телом с такой демонической вселенной в глазах, от огня которых зажигается мир, в пламени страсти душа прогорает без остатка; у которых огонь, внутренний огонь, внутренняя энергия, внутренний ток обладает настолько высоким вольтажем, что идешь вместе и успокоением осознаешь, что не страшно стать обиженной; энергией, от которой достойнейшие воспламенятся идеями, а обидчики даже не посмеют меня обидеть.
– Мое тело редко кому нравилось, – покраснел Олег, словно ребенок. – Питался как все, но никогда не полнел. Даже мама один раз упрекнула, что я тонка и просвечиваюсь на солнце как фарфоровая чашечка.
– Ты прекрасен, Олег, прекрасен.
– Наверное, ты со всеми своими клиентами так же красноречива, а они сидят, уши развесят.
Хотя Олег и не назвал психами людей с психологическими проблемами, но в его пренебрежительном тоне слышалось именно это.
– Ну, зай, ну не начинай опять, – пыталась уговорить Диметра, зная горьким опытом как ревность обычно приводит на чистую голову к скандалу в штатном режиме, к алкогольному бреду ревности – на пьяную, при чем она и сама была грешна этим. – Я же не устраиваю тебе сцен, видя все эти кучи конфет, шоколадок. Да половина района специально жжет пальцы о Сковородки только для того, чтобы ты перевязку им сделал, а чем вы там еще занимаетесь, а?