— Что тут за дела?! — орал разъярённый Курняй, — Чё за хрень тут ещё такая?! Все что ли сошли с ума?!
Пора, подумал тут Иван и спрыгнул, как кошка, на пол.
Курняй аж назад подался, врага своего увидав. Но, как и многие хищные индивидуумы, трусости он почти не испытывал, а зато злобы и ража в нём было хоть отбавляй. Перестал он вскорости пятиться и на Ваню в неистовстве заорал:
— Ладно, Ванька — давай-ка с тобою стакнемся! Только, я вижу, ты у мачехи своей магии научился. А без силы-то волшебной ты крыса крысой! Давай по-честному с тобою схлестнёмся: кто кого! Только без этих твоих колдовских приёмчиков. Ну что — идёт?..
— Хорошо, — сказал Ваня, — я согласен. Драться, так драться!
И они начали ходить там кругами, недруг к недругу зорко приглядываясь. Курняй был на полголовы Вани повыше и весом на пуд, наверное, его превосходил, так что по весовым категориям они весьма разнились.
Связанная же и немая Лада оказалась самой заинтересованной там зрительницей.
Первым на Ваню напал Курняй. Выбросил он ногу свою бревноватую, точно из катапульты ядро, и хотел видно пузо у Ванюхи ею протаранить. Только наш-то борец удалый на месте стоять не остался: в сторону он споро подался, схватил противника за подколенный сгиб, другою рукою за тулово его прихватил, да на бетонный полик и опустил его не слишком нежно.
Ушибленный сильно каратист едва даже не вскричал от обхождения такого невежливого.
А Иванушка Курняйку добивать не стал и жестами ему показал: ну-ну, поднимайся, приятель, драчка ещё не завершена!
Плюнул Курняй в сердцах, а затем на ноги живо подхватился и на Ивана стремительно кинулся. И уже не ногою он попытался его ударить, а правую свою руку выбросил мощно вперёд. Отклонился Ванюха чуток, с линии удара ушёл, а потом с неприятелем сблизился, вкруг себя поворотился, да и брякнул его мгновенно через плечо.
Удар об пол был воистину силён!
Курняй от боли ажно ойкнул и рожею весь сморщился.
На ножки он поднялся теперь не в пример медленней. А потом яростью прежней исполнился постепенно и сызнова на Ваню в атаку бросился остервенело. Ну а Ваня под ноги ему бомбою шибанулся, на плечи тяжёлого амбала взметнул, да и закрутил его в воздухе, точно ветряк лопастями. А потом ка-ак хрястнет тушу негодяя об столик деревянный со всего-то маху!
Тот на столешницу шумно брякнулся и ножки у стола на фиг пообломал.
— А-а-а! — заорал Курняй от боли преявной, — А-а-а!..
В башке у него враз подурнело, и на ноги подняться он теперь не сумел. Тогда уже Ваня к врагу своему подскакивает и, ухвативши его точно штангу, на вытянутые руки Курняйку выхватывает.
— А ну, гад, прощения проси у Лады! — рявкнул Ванька яростно, — А то об пол тебя счас шмякну!
— Не надо, Ваня, не надо! — завопил испуганно негодяй, — Прости меня, Лада! Не буду я больше! Не буду никогда!..
— Что ж, пусть будет так, — согласился на просьбу эту Иван, — Но гляди у меня, хулиган: не перестанешь безобразничать — по стенке тебя размажу!
И он на ноги вражину облажавшегося поставил, кои у того враз почему-то подкосилися, и грозный допреж Курняй на заднице вмиг очутился.
Кинулся Иван тогда к Ладе стремглаво, скотч со рта у неё сорвал, и путы верёвочные быстренько развязал. А спасённая красавица избавителя крепко обняла и в губы его, не стесняясь, поцеловала жарко. А затем к Курняю сидящему она подошла и, ни слова не говоря, пощёчину размашисто ему вмазала.
Обнялись они с Ванею да и пошли себе вон, а Курняй со своей побитой ватагой остались там посрамлёнными.
И надо вам сказать, чуток вперёд забегая, что действительно после этого случая Курняя стало не узнать. Оказалось, что башка у него была не такая уж и дурная. Приналёг он на учёбу малость, и начал даже пятёрки и четвёрки нередко получать. А насчёт хулиганства и пьянства совершенно он, как говорится, завязал, да и своих бандитов живо от сего дела-то поотвадил.
Вот таким сделался бывший этот мордоворот!
…Конец же у этой истории был таков.
Папаша Сан Саныч сына своего Ивана сильно в последнее время зауважал. В чём-то он даже стал его побаиваться. И то — сам-то бизнесмен Сан Саныч был мужиком жадноватым, расчётливым весьма и с нижними хамоватым, ну а в Ване сила чувствовалась немалая, заключаемая в его правде.
От прежнего неудачника вялого не осталось теперь и следа, ибо полностью Ваня себя преобразовал. Полностью, да!
И вот как-то в ноябрьскую слякоть сидят они с папой и новости по телеку наблюдают. А там сюжет один показывали про некую дряхлую бабушку. Старушка эта была больная, одинокая, умом чуток тронутая, и жила она в настолько ветхой лачуге, что назвать её домом язык даже не поворачивался. И никто этой бедной бабке помощь не в силах был оказать: ни соседи небогатые, ни родственники разбежавшиеся, ни сельская равнодушная администрация.