книги тоже ни слова не говорят о сражении русской рати с турками под
Астраханью), Тарановский сходится в этом отношении с одним
иностранным источником, до сих пор неизвестным русским историкам. В
донесениях, которые посылал императору Максимилиану II из Польши его
агент, аббат Цир ( Донесение аббата Цира находится в Венском
Государственном архиве, Polonica, Birecht Cyrus an Trautson, 26. Nov. 1569.
Подробнее об этом источнике см. выше, стр. 493. ), содержится известие о
событиях 1569 г., совпадающее с повестью «О приходе на Астрахань»:
здесь также говорится о разгроме турецко-татарского войска
«московитами». Откуда же черпает свои известия Цир? Судя по
донесениям Цира, его осведомителями в русских делах были два русских
эмигранта - Владимир Заболоцкий и, главным образом, постоянный
собеседник императорского агента, разговорам с которым посвящено
множество писем Цира, - «дражайший Курбский». Зачем же Курбскому и
его единомышленникам понадобилось распространять известие о победе
русских войск, о которой умалчивают источники, написанные на Руси?
Дело здесь было, вероятно, не только в том, что «крестопреступники»
любили подчеркивать свою враждебность к «бесерменам» (см. выше, стр.
494). Распространяя вести о победе «московитов», осведомители Цира (как
и Тарановский) прославляли тем самым и полководца, возглавлявшего
войско «московитов» под Астраханью. А это был князь П. С. Серебряный-
Оболенский, тот самый «муж нарочит в воинстве», который был казнен в
1570 г., и гибель которого Курбский оплакивал в «Истории о великом князе
Московском». Единомышленники Курбского, уже в конце 1569 г.
поспешившие осведомить императорского агента о победе Серебряного
( Известие Цира о поражении турок не могло основываться на рассказе
Тарановского: рассказ Цира о походе на Астрахань содержится в письме
от 26 ноября 1569 г., а из донесения того же Цира от 7 - 8 января 1570 г.
мы узнаём, что Тарановский вернулся в Польшу «несколько дней тому
назад». ), естественно, могли включить в состав сочинений Курбского,
наряду с его «Историей о великом князе Московском», и повесть
Тарановского о военных успехах «нарочитого мужа», казненного «великим
князем».
Итак, вопрос о первоначальном составе собрания сочинений не может
считаться разрешенным: наряду с сочинениями самого Курбского (и
первым посланием Грозного), в эту антологию могли входить и некоторые
сочинения, сохранившиеся в первой подгруппе «сборников Курбского». Но
какие именно это были сочинения и каков вообще был состав собрания
сочинений XVI в. - мы не знаем.
525
То же самое можно сказать и о тексте первого послания Грозного в этих
«сборниках». Текст этот, несомненно, еще дальше отстоит от ПК, чем текст
ХСУ; первоначальный текст царского послания подвергся здесь
систематической редакторской переработке. Но когда была произведена эта
переработка - не известно: она могла быть произведена как редактором
собрания сочинений Курбского XVI в., так и редактором XVII в. (в этом,
втором случае, как мы уже указали, текст собрания сочинений XVI в.
следует искать в списках ХСУ).
В литературном отношении текст «сборников Курбского», во всяком
случае, имеет определенные преимущества над ХСУ. Это относится,
например, к упомянутой выше притче о Карпе и Поликарпе. В списках
ХСУ, как уже указывалось, притча эта столь же композиционно сложна, как
и в Я, и вдобавок начинается прямо с середины. В «сборниках Курбского»
притча о Карпе опущена, оставлена только притча о Поликарпе, которая
имеет вступительную мотивировку: «А еже речеши, глаголя: воссылати
Богу о отмщении своем, и сия или не веси, како преподобный Поликарп...»
(стр. 121). Большая последовательность и осмысленность этой части
текста «сборников Курбского» по сравнению с ХСУ дала основание
немецкому переводчику первого послания Штелину (ознакомившемуся с
этими списками по изданию Кунцевича) сделать вывод о первоначальном
характере соответствующего места в «сборниках Курбского» по сравнению
с ХСУ - рассказ о Карпе в ХСУ представляет собой, по мнению Штелина,
постороннюю вставку в первоначальный текст Грозного (ук. соч., стр. 95,
прим. Ь). Но мы знаем теперь, что рассказ ХСУ есть только испорченный
вариант рассказа, читаемого в списке К. А рассказ о Карпе и Поликарпе в
К, при всей своей композиционной сложности, несомненно ближе к
первоначальному тексту Грозного, чем в «сборниках Курбского», - чтобы
убедиться в этом, достаточно сравнить вступления в обоих рассказах. В К
мы читаем: «А еже убо не хощепвд молчати, но всегда проповедати на нас
пребезначальной троицы и всем святым...», - это действительные слова
Курбского из его послания царю (см. выше, стр. 535); в «сборниках
Курбского» вместо этого - весьма приблизительный пересказ: «А еже
речеши, глаголя: воссылати Богу о отмщении своем...». Очевидно,
литературно сглаженный рассказ о Поликарпе в «сборниках Курбского» -
плод редакторской работы: имея перед собой не удовлетворявший его по
той или иной причине текст (может быть, такой, какой мы читаем сейчас в
ХСУ), редактор подверг его стилистической правке.
За счет искажений переписчиков ( Одним из примеров таких искажений
может, повидимому, служить текст, читающийся на стр. 106: «Тако и
вы прегордые царства...подручны нам сотворили, талавии». Последнее
слово Устрялов (ук. соч., стр. 435) переводил как «негодяи». Однако, в
списках Я и ХСУ мы читаем вместо этого слова: «Тако же нашь
промысл,попечение о православии» (стр. 48). Естественно, возникает
526
предложение, что «та-лавии» - это просто начало и конец пропущенной
фразы. ) и редакторской правки можно отнести большую часть отличий
«сборников Курбского» от ПК. Но есть в «сборниках Курбского» одно
место, которое едва ли можно приписать редакторской руке: это -
последний абзац послания, отсутствующий и в Я и в ХСУ. Грозный
упрекает самого себя за излишние разговоры с Курбским и цитирует царя
Соломона: «з безумным не множи словес». Можно ли предполагать, что
это замечание, столь оскорбительное для Курбского, сочинено «в стиле
Грозного» кем-либо из редакторов XVII в. или даже составителем
собрания сочинений XVI в.? Скорее - это подлинные слова царя. Но тогда
почему они не попали в текст К? Не следует ли предположить, что,
адресовав и разослав свое послание прежде всего «во все Российское
царство» (откуда - списки ПК), царь озаботился все же и об отправлении
одного экземпляра послания «бывшему...боярину и советнику и воеводе,
ныне же преступнику» и в этот-то экземпляр и приказал вписать
дополнительную обиду - «з безумным не множи словес»?
( Предположение, что текст «сборников Курбского» восходит к
экземпляру, посланному Курбскому царем, было высказано уже
Вилькошевским (ук. соч., стр. 73). Вилькошевский, однако, при этом
предполагал, что текст «сборников» точно передает текст посланного
царем экземпляра (так же как текст ХСУ точно передает текст
оригинала, оставшегося в России) и что, в частности, сам царь,
отправляя послание, выпустил оттуда конец цитаты из Дионисия