- А этот хоть, надеюсь, не коммивояжер, как твой... как его? ну, все привязывался ко мне со своими книжками...
- Нет, успокойся. "Этот" у меня - "лыйтенант милиции, старшой". Вернее, капитан.
- Ну, ты совсем... сбрендила...
- Ага! - хохотнула Ритка и "вынесла" двери.
Вечером от Ренаты он узнал подробности причин скоропалительного решения Марго открывать дачный сезон. По ее словам, Ритка положила глаз на "синеглазого брюнета из ее девичьих мечт" и решила во что бы то ни стало пополнить его именем список своих пассий. Кирилл на самом деле - только предлог (кто бы, спрашивается, сомневался). Он страдает из-за неразделенной любви к "роковой ветренице", вот Ритка - эта самая ветреница - и снизошла до того, чтобы ради достижения тайной цели погладить его разок вдоль шерсти. Замыслы у нее, как обычно, грандиозные: под шумок там же, в саду, увести Влада у Аськи (их она пригласила в первую очередь) и самой тоже сбежать от влюбленного капитана. А там, глядишь, Аська и Кирилл утешат друг друга...
- Тьфу, дуры-бабы! - сказал Николай. - Никогда твоя Ритка не поумнеет, ей-богу!
- А зачем?! - Рената округлила глаза и похлопала ресницами. - Я, может, тоже...
С воплями "Я те дам - тоже!" Ник погнался следом за нею. Смеясь и взвизгивая, Рената носилась по комнатам и уворачивалась от него в самых неожиданных местах, когда, казалось, он ее уже настиг.
Оставив свои игрушки, Саша удивленно взирал на родителей, но не вмешивался. Его гранитно-серые, не по-детски умные глаза словно сканировали ситуацию: не так уж часто папа с мамой позволяли себе подобные выходки. Было непонятно - нравится ему все это или нет.
Наконец Гроссман перемахнул через стол и зажал Ренату в угол.
- Так значит - тоже?! - он охватил ее за талию.
Она, звонко смеясь, колотила его по плечам:
- Отстань, Гроссман! Сашкин смотрит!
- Нет, так что значит - "тоже"?!
- Ничего, ничего! Я пошутила!
- То-то вот. Шурик, мы балуемся. Не смотри на нас так. Мы играем...
Мальчик улыбнулся и сел в своем углу достраивать из кубиков конструктора пирамиду. Он с каким-то нечеловеческим упорством сооружал целые некрополи, благо конструкторов у него было много, расставлял пирамиды и храмы в одному ему известном порядке, играл в этом комплексе минут пять, а затем снова все разбирал и перестраивал. Понять его цели была не в силах ни няня, ни родители.
Когда они оставили его в комнате одного, Саша поднялся, забрался к магнитофону и самостоятельно включил мемфисский диск.
Тем временем на улице темнело, вспыхнули первые звездочки...
ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Взлетев навстречу Пятому Солнцу, птица запела прощальный гимн. И тут ослепительный диск, плывущий в ладье, ожил. Тихий внятный шепот услышал только тот, кому он был предназначен:
- И помни, брат мой: всюду, где побывает душа твоя, она оставит свой след!.. Помни это: часть ее осенит каждое пристанище на твоем пути, как твой пепел, что рассыпается над Нилом. Сгорая, ты не сгоришь... Почувствуй же счастье ПОСЛЕДНЕГО полета!
- Я иду к тебе! - крикнула птица и расправила крылья, чтобы взлететь еще выше.
Луч отделился от солнца и ударил ее в самое сердце. Закричав от боли, Феникс превратился в пучок пламени и рассыпался прахом.
Горы... Высокие деревья... розовый снег в фиолетовых сумерках. И там жизнь возродилась снова, как всегда...
Тридцать спиц сходятся в одной ступице...
Он протянул руки к небу. Лицо закрывал капюшон хламиды, но он не мешал ВИДЕТЬ.
Жрица бросилась к нему.
- Это ты?..
Ал проснулся. Душная тропическая ночь готовилась к грозе. Сон о будущем? Может быть... Великие "куарт" знали это. Или о прошлом?.. А что есть Время, как не танец вокруг священного огня? Даже дикие туземцы, почитающие их девятерых, включая Ната, за богов, смутно догадываются об этом и воссоздают Великий Закон Сущего в своих ритуальных игрищах...
Навсегда запомнился день, когда они опустились в джунгли южной оконечности материка Рэйсатру... Вместе с эйрмастером "Саха" Зейтори и волком Натаути их было девять - девять живых душ, девять существ, которые навсегда оторвали себя от медленно гибнущей на крайнем юге родины. Лучше сохранить ее в памяти такой, какой они оставили ее там, позади...
Рука Танрэй холодна и дрожит. Она впилась в его ладонь и уже даже не храбрится: от волнения ей уже все равно, что про нее скажет Ормона и будет ли поддразнивать ее после Тессетен. Чувствуя страх хозяйки, Нат преданно прикрывает ее слева.
Ормона же напротив, смела и дерзка. В своем наряде коротком лифе и брюках, обнажающих живот почти до паха, и все это расцветки змеиной чешуи, она действительно похожа на змею коварную, стремительную, бесконечно гибкую и красивую. Даже не оглянувшись на спутников, она первой ступила на землю, и набежавшие туземцы пали перед нею ниц. С тех пор женщины-дикарки по мере возможностей стали подражать ей в одежде, прическе и даже в украшениях, которые неловко, излишне травмируя плоть, вживляли, как и у нее, в кожу. За Ормоной вышел муж ее, Тессетен, и, прищурясь, насмешливо огляделся.
- Зима тебя побери, братишка, куда ты нас притащил?!
- Да ну, Сетен, не говори только, что тебе это не нравится! - откликнулся Ал, приобняв за плечи жену.
Ормона смерила их ледяным взглядом и молча отвернулась.
Танрэй была в накидке, отороченной белоснежным, похожим на лебяжий, пухом, а мужчины Миссии одевались просто и практично в тонкие широкие рубашки и рабочие штаны из грубого хлопка.
Загорелые до черноты дикари смотрели на них во все глаза и молчали, словно задохнувшись от суеверного восторга. Никто, даже мудрый старый целитель Паском, тогда не догадался, почему же миссионеров приняли за богов.
- Непуганные, - усмехнувшись, не то для себя, не то для остальных объяснил Тессетен. - если животные не знают человека, они его не боятся...
- Сетен, я не могу тебя слышать! - возмутилась Танрэй. - Не помолчать ли тебе?!
- А что тебя смущает, сестренка?
- Да то, что они не животные! Понимаешь, высокомерный ты наш экономист?! И не смей так больше говорить! - она не шутила, но он не воспринял ее всерьез.
Ормона вновь искоса посмотрела на нее и пошла вперед. Туземцы благоговейно расступились перед нею.