Все же Рената успела раньше "скорой помощи". Она вбежала в дверь, которую забыли закрыть Гроссман и Люда, кинулась в детскую - и сразу к сыну.
- Сашкин, Сашкин! - шептала она, целуя его ручки, лежавшие поверх одеяла и на подушке.
Гроссман осуждающе посмотрел на нее и удалился. Няня вкратце объяснила, что случилось. Рената отвернулась к малышу.
- Я звонила, - оправдывалась Люда, - но у вас вначале было занято, а потом...
- Да, да... Ты уже можешь ехать, Люд... Спасибо тебе огромное...
- Думаете, я смогу спокойно...
- Позвонишь через часок, я все скажу. Поезжай, не теряй время...
- Но они могут спросить, что он ел и так далее...
- Да, что он ел? - встрепенулась Рената.
- Вот именно, что ничего подозрительного! Все, как обычно, свежее. Только вот он ел очень плохо. Еле уговорила. Лучше бы и не уговаривала... Что же это может быть, а? Рената?! --губы няни задрожали.
- Я ведь не врач, Люд... Успокойся!
- Да, да, надо держать себя в руках... Но я... - Люда пискнула, зажала рот ладонью и вылетела прочь.
Николай разбирал на кухне привезенные пакеты с продуктами и растравлял свои раны. Да уж, держать себя в руках... Иногда Рената ведет себя совсем неадекватно, как будто ей наплевать на Шурика. Её может унести черт-те куда, она может быть рядом с ним, но при этом так далеко, что до нее не достучишься. А когда он - очень редко, правда - заболевал, она вела себя так ровно и спокойно, как будто ее совсем не интересовала судьба собственного ребенка. Да на ее месте... Ник остановил себя. Он раз и навсегда решил считать Шурика собственным сыном, поэтому нечего и говорить, что кто-то из них двоих должен больше, а кто-то - меньше переживать за малыша. И не только говорить нечего, даже и думать... А Рената превращалась в лед. Короткие, отрывистые приказания, ни капельки жалости, когда ребенок от страха или страданий плакал и не хотел принимать лекарство. Не мать - цепная собака. Но не может быть, чтобы она его не любила. Ведь это единственное, что осталось у нее от... Ну вот, опять! Ведь зарекался же!..
Врачи наконец приехали. Встретив их на лестнице, уже уходившая Люда вернулась.
Шурик проснулся в хорошем расположении духа. Если бы не белые халаты, он и не вспомнил бы о своем недавнем недуге. Малыш терпеливо дал себя осмотреть.
- Может быть, зубки... - задумчиво сказала медсестра. Пусть к вам завтра придет дежурная...
Ночь была беспокойной. Шурик то и дело принимался плакать, и Рената положила его рядом с собой.
- Ну что, Сашкин? Что такое, птенчик? - баюкая сына, шептала она.
- Я упал!.. - каждый раз хрипловато повторял Шурик.
- Это страшный сон...
- Нет... Я упал...
После очередного пробуждения - а он действительно дернулся и даже лягнул при этом Ника (такое случается на границе между сном и реальностью: ты вдруг ни с того, ни с сего как будто оступаешься в яму и содрогаешься, как от удара током) - Шурика вырвало. Рената унесла его мыть, а Гроссман сменил белье.
Они не гасили свет, пока малыш не заснул.
- Ты заметил, как сильно он изменился за сегодняшний день? - прошептала Рената, опираясь на локоть и глядя на измученное личико сына.
- Мы все меняемся, когда нам плохо.
- Нет, он именно повзрослел. Еще утром, когда я уезжала, он был другой.
- Не выдумывай. И давай спать? Нам завтра еще работать и работать...
Рената откинула волосы:
- Завтра я буду с ним...
- Можно подумать... - фыркнул Ник. - С каких это пор? Мать-героиня...
Она подняла на него глаза. Гроссман понял, что ляпнул лишнее.
- Извини... У меня сегодня тормоза не работают... смущенно сказал он.
Рената не ответила, легла на самый край, приобняла Шурика и потушила свет. Николай не услышал ни одного всхлипа, но по тому, как - едва заметно - вздрагивала кровать, он понял, что она плачет.
- Извини, пожалуйста... - шепотом повторил он.
Дрожание прекратилось. Но с утра Рената не сказала ему ни слова.
Не выспавшийся, с синими кругами под глазами, Николай приехал на работу и заглянул в электронный ежедневник. Да, "Бенну"... Через пятнадцать минут, как назначено...
Менеджер фирмы-поставщика уже ждал его. Ник уже где-то видел этого парня: проникновенные зеленовато-голубые глаза, темные волосы, едва заметный шрам над бровью... И стать - да, самое запоминающееся - его стать, царственная посадка головы, неторопливость, уверенные жесты. Где же Ник его видел?..
- Прошу вас, - тихо сказал менеджер, пожимая ему руку и усаживая в кресло. - Юля!..
- Да, Владислав Андреевич, - секретарша мигом ушла готовить кофе.
- Николай... простите?.. - менеджер чуть-чуть склонился в сторону Гроссмана.
- Просто Николай, ради бога! - отмахнулся тот, продолжая изучать повадки - до боли знакомые повадки - этого человека.
- Тогда просто Влад... Я вижу, кофе вам сегодня будет не лишним...
- Да уж. Это вы верно подметили...
- Что-то случилось? - еще более понижая и без того тихий голос, спросил Влад.
Нет, определенно, в нем есть что-то... это как смотришься в зеркало... Бред! Мысли "тикали" на втором плане, а первый был занят вопросами работы.
- Да так... - поморщился Гроссман, - домашние неприятности... Сын приболел, ну и... ночь, как полагается, без сна...
Менеджер сжал губы, сложил руки перед грудью и подушечками левой и правой постучал друг о друга. Юля принесла кофе.
- Спасибо, - кивнул ей Влад. Она перекатилась с пятки на носок, затем обратно - "правда же, я молодец?" - и легкой походкой удалилась на место, в свой стеклянный кабинетик-приемную. - А... в чем дело? - приподняв бровь, Влад взглянул на Ника грустными глазами. Да, да, глаза у него грустные и умные, как у старой собаки...
- Не знаю. Врача, когда я уезжал, еще не было, - Гроссман расстегнул папку и подал менеджеру "Бенну" необходимые бумаги. Тот внимательно просмотрел их.
- Как дела у Маргариты?
- Да ничего, что ей сделается... Цветет и пахнет...
- Угу... - пробормотал Влад, положил бумаги на столик, разделявший их кресла, вынул их внутреннего кармана безукоризненного пиджака авторучку и поставил подпись на двух документах. - Юля!