Выбрать главу

- Взойди! - сказал Помощник Верховного Жреца, лицо которого закрывал низко надвинутый капюшон, как и положено Главному Попутчику.

И он завел на Мекхаат душу юного фараона.

- По приказу господина Западной Пустыни Запад был приготовлен как поле боя богов. Ты знаешь, кто в нем - Великий Бог?

- Знаю, - ни секунды не колеблясь, ответил безбородый правитель Хеммета.

В воздухе вспыхнул горящий треугольник. Анубис и Упуаут приподнялись со своих мест и зарычали, требуя тишины. Все голоса смолкли.

- Кто он?! - вопросил Помощник Верховного Жреца и впился глазами, не видимыми в тени, в лицо фараона.

- Осирис...

Саша не понимал своих снов. В отличие от взрослых, он и не задавался целью истолковать их в каком-нибудь ключе. Сны свои он помнил, но так, как помнил сказки мамы, рассказанные на ночь, как слова ее песенок-колыбельных.

Людмила, в последние дни отчего-то совсем погрустневшая, повела его, как обычно, на прогулку. Они шли рядом, держа друг друга за руку, но друг о друге не думали.

На детской площадке няня отправила его играть к детям и осталась на скамейке, напряженная, как тетива натянутого лука. Время от времени она озиралась, надеясь увидеть кого-нибудь в праздной толпе.

В это время Саша подошел к своему другу-Ванюше, мальчику пяти лет, куда более крепкому и самоуверенному, чем он. Ванюша гулял со своей бабушкой, у которой в ухе была большая родинка. Бабушка сидела с воспитательницами детсада и что-то вязала, почти не обращая внимания на внука, который если что - за себя постоит, мало не покажется!

- Ты нашел моего дракона? - спросил Саша.

- Нет, - ответил приятель, что-то пряча в карман.

- Я дал тебе поиграть, а ты...

- Давай лучше меняться. Если я найду этого чертика, то не буду его отдавать, а взамен ты бери все мои наклейки. Смотри. Это мне папа купил...

- Не хочу. Принеси моего дракона. Я не давал его тебе насовсем, просто забыл...

- А бабушка говорит - что упало, то пропало! Бе-бе-бе! Дурачок! Малохольный! Дурачок! - Ваня показал ему язык, толкнул и побежал к детсадовским, которые строили шалаш из обрубленных рабочими веток. Но сговорчивый Саша теперь ринулся ему вдогонку.

- Отстань, малявка! У тебя сопли!

Саша шмыгнул тыльной стороной ладошки по носу, убедился, что Ванька соврал, и снова потребовал свой талисман.

- Щас ноги выдерну, спички вставлю, будешь ходить, как дед Пихто, на двух копытцах враскоряку, малохольный!

Высматривая своего питомца, Люда привстала со скамейки и вдруг увидела бредущего по аллее растерянного Марка. У него был такой вид, словно он не мог понять, каким ветром его сюда занесло. Саша был забыт в ту же секунду.

Мальчишки сцепились. Взращенный на улице, Ванюша был физически сильнее, грубее и увереннее "домашнего" Саши. Когда Ванька ударил в первый раз, Саша, не понимая, улыбнулся. На него никто никогда не поднимал руку. Но на повторное нападение он дал сдачи - и понеслось!

Внезапно кто-то взял их обоих за шиворот и растащил в разные стороны.

- Ну, ё-пэ-рэ-сэ-тэ-э-э-э-! - протянул худощавый мужчина в черном кожаном пиджаке и круглых очках. - Ну, это быдло понятно. А ты, маленький Ко-о-ор... Ну и ну! Ты меня удивил. Так, а ты, босяк - пшел вон к своей бабке!

Ванька вырвался и убежал, на расстоянии выкрикивая что-то обидное в адрес Саши и незнакомца и пропуская при этом пару-тройку откровенно матерных словечек. Дмитрий покатил глаза и покачал головой:

- Нравится мне этот мирок! Дрянь на дряни сидит...

Саша с восхищением смотрел на Дмитрия:

- Ка-а-а-арлсон!..

- Летим со мною, птичка!.. - как орел из мультика, сказал Аксенов: - Я покажу тебе много интересного...

- Летим!

Люда спохватилась лишь спустя десять минут, и то лишь потому, что Марк спросил, где Саша...

Рената вскочила и бросила трубку.

- Ренат! - выходя в холл, сказала Марго. - Ренат, отметь-ка там...

- Я ухожу.

- Куда?! - Маргарита настолько удивилась, что выронила папку с бумагами и уставилась на подругу.

- Сашкин пропал, - Рената схватила сумку и побежала к выходу.

Марго нагнала ее на улице и затолкнула в свою машину.

- Как пропал?! - переведя дух, спросила она.

Рената не ответила. Она закусила губу и нахмурилась, но слез не было.

- Так... Гулял в парке... с Людкой... и исчез...

- А она что говорит?

- А она? Ничего не говорит! Воет белугой, как дура! Что она говорит...

- Все, мать. Едем к моему Кириллу. Озадачим его. И сами будем ездить искать. Ты мне это прекрати! - Марго потрясла указательным пальцем, думая, что ее волнение заметно меньше и в то же время никак не попадая в замок зажигания ключом. Прекрати мне это!

Наконец машина сорвалась с места.

- Так, все, мать, надо успокоиться. Надо, - в пятый или шестой раз за последние три минуты увещевала швея. - Все. Раз-два-три... А если это Гроссман?

И Рената вспомнила, что так и не сказала подруге о приходе следователя и о вчерашней своей встрече со странным типом по имени "Дмитрий".

- Марго... - вместо этого вдруг произнесла она. - У тебя никогда не было такого странного ощущения, как будто ты вот-вот схватишь ускользающий ответ, грандиозную разгадку?..

- Да, было пару раз... А что, есть какие-то идеи?..

- Я не о том...

- Ну, ты даешь... ничего грандиозного в этих разгадках не было...

- Значит, это не то... У меня сейчас такое ощущение. И еще кажется, что весь мир затаился и смотрит на меня, выжидает... Только не надо о мании величия! Я знаю, С КЕМ сейчас Сашкин...

Марго резко затормозила:

- Тогда чего ж ты мне голову морочишь? Куда ехать?

- Не знаю...

- Ты балдеешь надо мной, глючное существо?

- Нет, я правда не знаю. Если я не поймаю этот ответ, то произойдет что-то страшное... Едем к твоему Кириллу...

Марго покосилась на нее. Интересно (тьфу на меня, конечно!), а что бы я сама делала на месте Ренатки? Ростов, это естественно, стоял бы на ушах... Что дальше? Плакала бы? Билась бы головой о стену? Или вела себя так же странно, как она: такое ощущение, что она идет по дороге в неизвестность, но путь в эту неизвестность проложен видимым ей одной пунктиром. Она не знает, что там, за горизонтом, но уверена, что пока не прозреет, ей необходимо придерживаться разметки. И вот сейчас эта разметка оборвалась. Иди, куда хочешь. И Рената стоит на перепутье, одна перед всем миром, который, как ей кажется, замер и взирает сейчас на нее...