Холод в голосе Винсента стал ледяным, а абсентовые глаза сузились до щелочек:
– Мертвым не нужны новые воспоминания. Они не должны быть оторваны от остальных. Это смертный грех.
Ленуар плотнее закутался в пальто, но ему стало ненамного теплее. Холод, пробиравший его, происходил не извне.
- Когда я спрашивал раньше, ты сказал, что не видел ребенка.
– Это так. Но в течение небольшого времени, я видел глазами ребенка. Я видел тебя, хотя и не узнавал в то время.
Ну конечно. Когда они нашли Мику на заброшенной ферме, у него были завязаны глаза. Он, скорей всего, не видел ни своих похитителей, ни кого-либо ещё, пока Коди не снял повязку. В то время душа мёртвого ребёнка была в теле Мики вместе с его собственной.
– Уже давно я не видел глазами живых, – рассеяно сказал Винсент. Неисчислимое количество лет, полных пустоты, эхом звучали в его голосе.
Ленуар вернулся к начальной линии задачи вопросов:
– Второй труп. Они увезли его в то же место?
– Да.
– Что они с ним делали?
– Некромантия.
– Они пытались воскресить мертвых детей, – предложил Ленуар, вспоминая теорию Мердена.
– Нет.
Ленуар был удивлен:
– Нет? Что тогда они делают?
– Души детей, чьи тела забрали, не были потревожены. Только их плоть была осквернена.
«О чём это он?»
Ленуар был в полном замешательстве:
-Но ведь они пытались вселить те души в тело Мики...
Казалось, Винсент обдумывал свой ответ перед тем, как сказать что-то:
– Некроманты не стремятся оживить детей, которых они забрали, – сказал он, и у Ленуара сложилось впечатление, что дух тщательно подбирал слова. – Они только хотели найти подходящее тело. Они хотят воскресить другую, давно мертвую душу. Они провалились с заключением этой души в мертвое тело, так что сейчас они пытаются использовать живое.
Ленуару стало дурно. В то же время, он не мог отрицать, что был очарован. Всего лишь неделю, он занимался расследованием (или, точнее, Коди занимался расследованием) нескольких странных, но, в конечном итоге, безвредных преступлений. Затем, когда Зака украли, Ленуар предположил, что они имели дело с заурядным маньяком – тревожным, конечно, но, к сожалению, вполне обычным явлением. Реальность же была непостижима. Даже Коди, видивший заговор, который отказался признать сам Ленуар, ни за что не вообразил бы себе что-то такое темное и сложное.
– Чью душу они пытаются воскресить?
- Я больше не назову его имени.
- Он был из Кенниана?
– Да.
- Как давно он умер?
Винсент задумался:
-Я давно потерял способность считать время мерками смертных. Но думаю. сейчас он был бы уже взрослым, лет двадцати-двадцати пяти.
Учитывая, что мальчик, скорей всего, умер в возрасте Зака, это должно было произойти более десяти лет назад.
- Он был убит.
Это не сильно удивило Ленуара:
- Кто его убил?
Винсент закрыл глаза, вспоминая:
- Его отец.
Что-то всколыхнулось в памяти Ленуара, мысль, слишком быстрая, чтобы её ухватить. Он не стал на ней останавливаться; мысль вернётся более оформленной, когда придёт время. А сейчас надо сосредоточиться на наиболее прямом пути к спасению Зака.
-Оставим пока этого мальчика. Ты говорил, что видел ещё двух могильщиков. Знаешь, где они?
-Конечно. Я чувствую, когда они рядом.
Ленуар не смог сдержаться:
-Тогда почему ты не смог найти меня за все эти годы?
Висент повернулся и взглянул на Ленуара, тот сразу понял, что совершил ошибку. Снова накатил ледяной ужас, скрутив внутренности.
Инспектор поднял дрожащую руку:
-Извини за вопрос. Это было глупым любопытством. Я не собираюсь сбегать.
Винсент ничего не ответил.
Ленуар поднялся, пошатываясь. Колени дрожали и он еле держался на ногах.
-Идём. Допросим твою следующую ... метку.
Почему-то инспектору казалось, что Винсент не воспринимает похитителей трупов в качестве своих жертв.
Винсент медленно поплыл вперёд, Ленуар поспешил за ним. Он не знал, что Винсент понимал под «рядом», но надеялся, что дорога будет достаточно длинной, чтобы он смог прийти в себя. Иначе допрос не будет проходить по всей форме , если инспектора начнет трясти, когда они прибудут на место.
* * *
Дождик начал моросить, когда Ленуар и Винсент покинули район рынка, и к тому времени, как они достигли Лагеря, превратился в настоящий ливень. Он терзал жалкие лачуги, в которых жили люди, их конструкция могла едва выдержать ежедневное испытание гравитацией, не говоря уж о буре. Дождь громко стучал по полосам оловянной обшивки, пропитывал крыши из соломы или шкур животных, вымывал глиняные фундаменты. Он собирался в каждой впадине или углублении и ручейками сбегал с затопленных крыш. Дымное марево, которое обычно сдерживали узкие щели между палатками и лачугами начало распространяться, когда просочилась вода, принося с домой запах костров, на которых готовилась еда. Глиняные дорожки стремительно превращались в реки ила, несущие с собой отбросы и экскременты, и все, что не было привязано. За несколько коротких минут лагерь превратился из депрессивных трущоб в настоящий ад.