Два раза удалось побывать в городе. Везде, где среди камня и асфальта был хоть крохотный клочок земли: во дворах, на газонах, в парках, скверах, — зеленели огороды. Курчавился картофель, и капуста кочанилась, наливаясь соками. Белые скромные цветы картофеля казались красивее тюльпанов и роз. Картофельные поля вытекали из города на юг и упирались вплотную в боевые порядки войск, словно напоминали, требовали от нас освобождать место и уходить от Ленинграда.
Осенью на Невском, у памятника Екатерине, случайно встретился я с майором Ермоловым. Я спешил, краем глаза заметил красную повязку патруля, козырнул, не глядя, старше меня но званию или младше — лишь бы не прицепился (комендант Ленинграда стал круто наводить порядок в городе), и вдруг слышу:
— Товарищ старший лейтенант!
Тьфу, наскочил! Сейчас что-нибудь да обнаружит. Сапоги пыльные, пуговицы не почищены, нож у пояса… ух ты, я впопыхах забыл побриться — случайно вырвался в город. Подхожу, прикладываю руку к козырьку, смотрю — передо мной Ермолов — майор, руку протягивает:
— Зазнался, старший лейтенант, комбатом стал, так и на других не смотришь?
— Спешил, только повязку на руке у вас и заметил.
Отошли в сторонку. Ермолов расспрашивал меня о «козе», о батарее, о новостях на фронте. Я рассказал, что Хромов так мне и не ответил, а надоедать своему командованию не хочу. Послал заявку на изобретение, мне ответили, что предмет новизны в предложении отсутствует, а практическая ценность в настоящее время не усматривается.
— Так оно и должно быть, — усмехнулся Ермолов. — Во-первых, вещи посерьезней твоей годами мурыжатся, а ты решил с разбегу, да к тому же и опоздал на два с лишним года.
— Теперь я и сам понял, что это был частный слушай, временное явление.
Владимир Владимирович разглядывал мое лицо, потом повернулся, подозвал к себе проходящего мимо сержанта и начал его распекать:
— Товарищ сержант, вы жизнь за город отдаете и в то же время не уважаете его. Почему вы появились на улице небритым? Что это такое? Учтите, первый признак, когда мужчина начинает опускаться, в том, что он перестает бриться. Почему не побрились?
И пошел, и пошел, и пошел…
Сержант стоял навытяжку и только лепетал:
— Так точно, товарищ майор, виноват, товарищ майор, — и все время косился на меня с обидой.
Я чувствовал, как начинают гореть мои уши, и отворачивался, сдерживаясь, чтоб не прикрыть ладонью свою щетину.
— Вон парикмахерская, идите, потом доложите мне, я буду сидеть здесь, на скамейке.
— Но там же огромная очередь!
— Тогда побреетесь в комендатуре.
— Зачем? Я здесь, в сквере.
Мы сели на скамейку, пятнистую от солнечных бликов, словно закамуфлированную. Громада памятника высилась перед нами. В глубине сквера наш сержант подсел к женщине, попросил ее подержать зеркальце, вытащил из полевой сумки бритву, направил ее на поясном ремне и стал бриться всухую.
— Неужели и с фронта стали брать в патрульную службу? — спросил я у Ермолова.
— Нет. Я вторую неделю сижу в резерве. До этого работал в штабе ПВО, потом отозвали для откомандирования куда-то на Большую землю и вот тянут. Ждут еще какого-то подтверждения.
— Это не по поводу зенитных управляемых ракет?
Ермолов рассмеялся и кивнул на Екатерину:
— Я ведь только ей не писал. Конечно, вызывают по этому вопросу. Значит, думают уже. А в нем такие дебри, столько препятствий и неизвестностей! Но начинать надо сейчас. О будущем думают заранее.
Мимо, козырнув нам, прошел побрившийся сержант под руку с молодой миловидной женщиной. Они удалились, улыбаясь друг другу. Проводив их взглядом, я расхохотался:
— Не было бы счастья, да несчастье помогло. Может, и мне последовать его примеру? Бритва с собой.
— Второй раз уже неоригинально, придумай что-нибудь поновее, ты можешь, — ответил Ермолов.
— Попробую.
— Спешишь?
— Не очень.
— А мне надо службу править. Пройдемся.
— До комендатуры?
— По Невскому, это мой участок.
— Боюсь скомпрометировать своим нескобленым рылом.
— Резонно. Тогда пошли к ларьку и выпьем не кружке синтетического морса на сахарине.
— А у меня фляжка с собой. Не мешало бы по русскому обычаю. Придется ли увидеться еще?
Ермолов возмущенно фыркнул.
Постояли, глотая из стеклянных кружек горьковато-кисловато-сладковатую пунцовую холодную жидкость. Я посоветовал: