«Ситроен» стоял в полуметре от тротуара, едва ли не перегораживая улицу. На лобовом стекле трепетали три штрафные квитанции. Джек нашел автозаправку, купил канистру бензина и залил пять литров в бак. Прежде чем повернуть ключ в замке зажигания, минуту-другую он просидел с закрытыми глазами, а затем поехал в город.
Подросток в фотомагазине баловался с компактной цифровой видеокамерой, когда Джек вошел. Парнишка смерил катушку с пленкой скептическим взглядом и сказал, что должен посоветоваться с менеджером. Когда тот увидел пленку, глаза его странно заблестели.
— Восемь на одиннадцать. Мне уже много лет такие не попадались.
— Вы сможете ее проявить и распечатать снимки?
Старик кивнул:
— До конца дня. Какого размера фотографии вы хотите?
Джек знал, как быстро меркнет изображение на пленке, и, вспомнив снимки Бет, сделал широкий жест:
— Большие.
Ей не нужны иллюзии — пусть увидит то, что там есть на самом деле.
Манускрипт побывал в руках политиков и поэтов, священников и оккультистов; должно быть, в конце концов он одерживал победу над их умами и тем самым убеждал в том, что полон секретов. Здесь было нечто общее с процессом перевода, с поиском смысла.
Бет сегодня не работала, так что Джеку пришлось самостоятельно рыться в библиотеке. Он отобрал пачку книг и унес их в укромный уголок. Это были книги о тех странах, где, по его мнению, побывал манускрипт, и обо всем, что упоминалось в комментариях. По столу медленно перемещался тусклый солнечный луч.
Джек начал с итальянцев, чьи пометы облепляли поля раздела, посвященного письменности. Леон Баттиста Альберти — архитектор, строитель соборов и акведуков, основоположник западной криптографии; Джакомо делла Порта, также архитектор, изобрел технику письма внутри крутых яиц и составил список слов, чаще всего встречающихся в зашифрованных посланиях: «дорогой» и «искренне ваш» — в деловых письмах, а «сердце», «огонь», «пламя», «смерть», «жалость», «жестокость» — в любовных цидулках.
В следующей книге он прочел об Иоганне Тритемусе, спонхеймском аббате. Его «Стеганография» была написана в конце XV века, но опубликована лишь после смерти автора: речь в ней шла об ангелах, которые-де переносили его послания на другой конец света, а потому книгу быстро запретили. Позже эти слова были сочтены замысловатой метафорой, но, возможно, цензоры в конце концов были правы. Угловатый готический шрифт в манускрипте вполне мог принадлежать Тритемусу.
По мере того как лучи света перемещались по библиотеке, похожие истории вставали со страниц книг. Всех этих ранних ученых обвиняли в колдовстве и ведовстве. Их школы разгоняли, а трактаты сжигали. Четкого разграничения между физикой и магией не было, и Джеку все они казались алхимиками. Он читал о том, как эти люди искали истинную природу вещей, как они изобретали тайнопись и использовали кодовые фразы, которые сбили бы с толку даже Торна: «зеленый лев» или «жаба, пожирающая свои внутренности». Монах-францисканец Роджер Бэкон и Томас Чарнок, великие экспериментаторы и мистики, прославились своими опытами и алхимической символикой. Джордж Рипли, монах из Йоркшира, побывал во Франции, Германии и Италии, вернулся на родину в 1478 году и во всеуслышание заявил, что ему известен секрет трансмутации — превращения свинца в золото.
След хоть и слабый, но все-таки был. Все, о ком прочел Джек, их научные труды и открытия тем или иным способом напоминали ему о манускрипте. По-видимому, каждая из частей рукописи, странствовавшей по Европе в разрозненном виде, вызвала неоднозначную реакцию. Альберти и Порта применили свои навыки по расшифровке тайнописи к тем разделам книги, которыми располагали, и вскоре погрузились в атмосферу секретов. Другая часть манускрипта увлекла Тритемуса и его последователей от тайнописи к языку ангелов. Иные части вошли в традицию труверов и трубадуров Франции, приписывавших магические способности королям и воинам. Все они прочитывали что-то свое, и каждый был по-своему прав.
Наибольших успехов достигли алхимики. Джек отчетливо ощущал их влияние, когда читал об их экспериментах и ошибках. Будучи сторонниками теории мистического озарения, подтвержденного опытом, алхимики не могли удовлетвориться жалкой одной седьмой — им была нужна книга целиком. Чтобы собрать манускрипт воедино, Джордж Рипли отправился путешествовать по Европе. Поиски увенчались успехом, и позже в своем восстановленном виде книга подействовала на каждого, кому попадала в руки, самым непредсказуемым образом: Джона Уилкинса вдохновила на создание философского языка; возможно, довела до банкротства Йена Рейнольдса; озадачила Джона Джонсона; свела с ума Констана… Но положил всему этому начало, несомненно, Джордж Рипли.