— А! Так у вас дворянство еще есть?
Степан Степанович даже обиделся.
— Не только есть, но и пользуется большим уважением. Правда, его значительно меньше, чем было в ваше время, но зато это действительно цвет земли Русской. Теперь дворянства не высидишь в канцелярии — это время прошло. Теперь дворянство дается лишь за действительные заслуги Царю и Родине, а не за продырявливание казенных стульев. Да, кстати, и чинов нет. Их упразднили уже лет тридцать тому назад.
— Ну а другие титулы остались?
— Остались, конечно. Есть и графы, и князья. Бароны больше иностранцы и евреи. Была такая полоса в начале XX века, когда Россия попала в очень тяжелые финансовые обстоятельства. Тогда множество евреев нахватало баронских титулов. Но теперь баронства больше не дают. Да и графства тоже не дают, потому что все это — иностранщина. Но зато восстановлено древнерусское боярство.
Около нас проходил старик-священник, оживленно беседовавший с пожилой дамой.
— Вашего священника, кажется, здесь очень уважают, — заметил я.
— Да, это выдающийся по уму и высокой нравственной жизни человек, — отвечал Степан Степанович. — За это его и избрали.
— Он, вероятно, глубокого богословского образования?
— Ошибаетесь. Он — крестьянин, почти нигде не учившийся. Правда, он очень начитан в Священном Писании. Но его избрали не столько за это, сколько за его жизнь.
— Крестьянин? — переспросил я, — Но как же вы его узнали и определили его достоинства?
— Он очень долго жил в нашем приходе. У него была столярная мастерская… Однако странные вы задаете вопросы: да разве же при нашей широкой и открытой общественной жизни выдающийся человек может надолго остаться в тени? Мало того: мы три года упрашивали отца Никанора принять сан священника. Сам владыка его просил.
— Вот как. Что же, вероятно, теперь и большинство духовенства из простого народа? Ведь там всего непосредственнее вера и глубже благочестие.
— Нет, наше духовенство из всех сословий. Вот, например, наш отец дьякон родовитый князь, и даже Рюрикович. Явилось призвание — и он надел рясу… А вот и он, кстати.
В эту минуту раздался громкий и протяжный звонок. Члены приходского совета заняли места за большим столом, покрытым голубым сукном, все встали, повернувшись лицом к большому, окруженному лампадами, образу святителя Николая, и пропели хором старый великолепный тропарь святому: «Правило веры и образ кротости».
Затем все уселись, и приходский голова объявил собрание открытым.
Все смолкло. Секретарь прочел протокол предыдущего заседания, который и был утвержден без возражений. Затем председатель поднялся и в коротких словах изложил сущность вопроса в том виде, как ставит его Дума на обсуждение приходских собраний. Речь шла о завершении нашего национального возрождения путем устранения еще очень сильного еврейского влияния на городские дела, а также о борьбе с многочисленным и сильным иностранным элементом Москвы, не принадлежавшим к новой приходской организации.
Голова предпослал краткий исторический очерк еврейского вопроса в России. Все, что происходило в XIX столетии, было мне хорошо известно, но с середины 1899 года нить моих сведений обрывалась, и я с жадностью вслушивался и ловил совершенно новые для меня факты.
Начало XX века было ознаменовано с одной стороны установлением почти полной еврейской равноправности, с другой — чрезвычайно сильными и частыми еврейскими погромами во всей Европейской России и даже в Сибири, усмиренными повсюду военной силой.
Началось с того, что в трудную финансовую минуту под давлением парижского Ротшильда, в руках которого фактически находился регулятор государственного кредита России, была упразднена черта еврейской оседлости, и евреям было разрешено не только селиться в городах раньше запретной для них части России, но и покупать земли в селениях сначала в ограниченном размере и по особому разрешению мастных властей, затем без всякого ограничения. Поднялось массовое передвижение евреев вовнутрь страны. Не осталось почти ни одного вида торговли или промышленности, который не был бы ими захвачен. Вслед за тем было уничтожено процентное отношение для учащихся евреев почти во всех средних и высших учебных заведениях. За эти льготы Ротшильд дал нам возможность заключить два больших металлических займа.
Последней льготой было допущение евреев-офицеров на службу. В самое короткое время ими было переполнены все военные и юнкерские училища, и во многих выпусках кряду число евреев-офицеров доходило до 60 и 70 процентов всего числа производимых юнкеров.