В этой речи был поистине возмутителен ее нахальный тон. Греки, очевидно, считают себя хозяевами, злятся на учебное ведомство за то, что поставлен вместо грека учитель русский, и всячески жмут русских. Им было объяснено в довольно твердой форме, что здесь Россия и русские подданные и потому называть себя греками и противопоставлять себя русским по меньшей мере неприлично.
К вечеру мы добрались на ночлег до Геленджика. Этот чудный уголок заброшен и забыт. Представьте себе прелестную, совершенно круглую бухту, соединенную узкой горжей с морем и кругом обставленную высокими, сплошь покрытыми лесом, горами. Горы эти не оставляют плоского места на огромный город. Бухта отлично защищена и достаточно глубока, норд-ост не имеет и четверти той силы, как в Новороссийске. Климат чудесный. Здесь на открытом воздухе уже растут персики.
И что же? Геленджик не город, даже не посад, а убогая, несчастная, полурусская, полугреческая деревушка, где едва можно найти два порядочных дома. Остальные 142 хижины едва похожи на дома. Ветхая, убогая церковь, со старичком священником родом из Тверской губернии, домик пограничного офицера и таможенно-карантинной стражи; несколько жалких лавчонок — вот и весь Геленджик.
Между тем, когда начали разбирать бесконечные жалобы о земле и развернули план геленджикского юрта, оказалось, что это село владеет свыше чем по 50 десятин на дворе и в том числе не менее 40 десятин превосходной виноградной земли. И, однако, виноградников и садов почти никто не заводил, предпочитая кукурузу и пшеницу.
Около Геленджика много так называемых потомственных участков, то есть выделенных в частное землевладение на правах полной собственности отдельных клочков. Там, разумеется, земля обработана порядочно, и кое-где встречаются первые попытки садов. Недавно произведено размежевание, и местное управление государственными имуществами отрезало в виде излишка довольно большую площадь, ту самую, которая заключает цементный камень и сдана в эксплуатацию генералу Адамовичу.
Крестьяне, разумеется, поняли сразу, что никакое хозяйство не даст такого дохода, как посаженная плата за камень от завода, и в этом смысле ходатайствовали перед министром, предлагая сдать в казну даже гораздо лучшие земли юрта, лишь бы удержать участок генерала Адамовича.
Но эта просьба была совершенно основательно оставлена без последствий, ибо давать пользоваться ни за что, ни про что арендной платой за камень — значит плодить тунеядство.
Зато другая просьба крестьян была удовлетворена, и сделано распоряжение, чтобы землемеры при установке границ юрта и казенной земли не стеснялись очертанием линии, а вымежевывали крестьянам горные ключи на пастбищах, хотя бы эти источники и вдавались глубокими языками в занадельную землю.
Чтобы дать понятие о правах местных жителей, достаточно привести следующий случай: поднят был вопрос об обращении Геленджика в посад, и у моря были нарезаны участки, которые предполагалось изъять из крестьянского владения. Дело это затормозилось, а пока участки эти крестьяне стали сдавать под дачи. Жена одного харьковского учителя сняла такой участок за плату по 1 копейке с сажени в год. Как только дача была выстроена, сельское общество сейчас же подняло аренду до 3 копеек за сажень. Очевидно, что при таких условиях охотников строиться в Геленджике будет немного, и этому чудному уголку долго еще суждено пустовать.
За Геленджиком кончилась готовая часть знаменитого Анненского шоссе, построенного Управлением общественных работ, чтобы дать заработок голодающим. Дальше шоссе отделано лишь вчерне: сделано полотно, построены почти все искусственные сооружения, заготовлен и набит камень; но он еще не рассыпан, так что ехать приходится по грунтовой дороге. В сухую погоду она недурна, в грязь, конечно, плоха. Особенно плохо там, где на горных речках еще нет мостов. Построена дорога очень солидно, и со временем, когда будет совсем готова, принесет краю огромную пользу. Хотя главнейшие населенные пункты от Новороссийска до Сухума, как Геленджик, Береговая, Джубга, Сочи, Адлер, Туапсе лежат у моря и правительство держит по всему берегу казенную гребную флотилию фелюг, поддерживающую сообщение берега с пароходами, но в дурную погоду на этих фелюгах пристать к пароходу нельзя, да и сами пароходы Русского Общества часто не останавливаются. Иногда зимой жители всего побережья бывают отрезаны от мира недели на две или на три, тогда по недостатку запасов в лавочках бывает, что чай пьют с карамелью, а за фунт керосину берут 30 копеек. Шоссе эту связь восстановит.