— Виноват, ваше высокопревосходительство, они сказали, что вы их ожидаете.
Но морщина на лице диктатора быстро разгладилась и глаза улыбнулись, когда он взглянул на карточку. На ней стояло всего: «Соколов 18-й».
Он подал карточку Столыпину и сказал:
— Знаете, кто это?
— Не имею никакого понятия.
— Ваш будущий министр финансов.
— О! Как это вовремя! Кто это такой?
— Я тоже его не знаю и никогда в глаза не видел.
Столыпин выразил на лице полное изумление.
— Прочтите: «Соколов 18-й». Что это значит? Кто может послать такую карточку Иванову 16-му? Очевидно, только тот, кто знает, что мне больше всего нужно, и знает, что именно он сумеет это дать. Я уверен, что это военный — Это офицер? — обратился Иванов к курьеру.
— Так точно, ваше высокопревосходительство.
— Вот видите. Ну-с, кажется, со всем особенно важным мы покончили. Я могу его принять. Хотите остаться на минутку, Петр Аркадьевич, посмотреть, что такое «Соколов 18-й»? Проси!
В кабинет вошел молодой офицер в артиллерийской форме. В его фигуре не было ничего выдающегося. Среднего роста, коренастый блондин с маленькими усиками и гладко выбритым подбородком. Привлекали разве что внимание глаза, глубокие и вместе с тем добрые и насмешливые. Эти глаза смеялись иногда при совершенно серьезной физиономии.
— Ваше превосходительство, имею честь явиться.
— Очень рад. — Столыпин — капитан Соколов. Вы занимаетесь финансовыми вопросами?
— Вы угадали, ваше превосходительство.
— Давно?
— Более пятнадцати лет.
Иванов многозначительно взглянул на Столыпина. Министр только пожал плечами.
— Когда же вы начали? Ведь вам самое большее тридцать — тридцать два года.
— Я работаю с семнадцати лет, еще с училища.
— Ну конечно, своим предметом овладели.
— Судить не берусь. Я занимался русскими финансами.
— Скажите, каким образом вы на этом предмете остановились?
— У нас в училище была группа юнкеров, которая сейчас же по поступлении решила заниматься каждый какой-нибудь наукой. Один брал химию, другой биологию или социологию, третий языкознание. Случайно попалась мне одна книжка по финансам, из которой я увидал, что русской финансовой науки нет и что ее предстоит создать. В это время как раз был назначен Витте и поднимались финансовые вопросы. Это решило мой выбор. Я увидал, что в этой области я могу принести Родине наиболее пользы, и стал работать.
— Вы признаете европейскую финансовую науку или считаете ее вздором?
— Ваше превосходительство, что за вопрос! Разумеется, признаю, то есть, вернее сказать, чту. Помилуйте, там гиганты мысли…
— А русскую?
— Ну, это другой вопрос.
— Хорошо. Предупреждаю вас, что я в финансах профан. Скажите мне, почему все то, что у нас сделано и делается в России по указанию финансовой науки, является сплошной глупостью и разорением?
— Постараюсь ответить по возможности точно. Финансовая наука есть ряд выводов из фактов, из статистики, из истории. Западная наука имела факты и данные из западной жизни и их отлично осветила. Наших русских данных она почти не касалась. Между тем, разница настолько велика, что при изучении наших данных может явиться даже совсем другая теория финансов. Это раз. Ну, а затем недобросовестность и соблазн. Здесь разобраться труднее всего. Значительное число ученых прямо продалось бирже и проповедует то, что ей на руку. Этим, между прочим, мастерски пользовался Витте. В его время чуть не все европейские знаменитости были на содержании у кредитной канцелярии. Из наших он тоже навербовал немало. Возьмите, например, покойного Миклашевского. До Витте дал чудные работы по бумажным деньгам, затем поговорил с Сергеем Юльевичем — и начал воспевать золото. Также были завербованы Чупров, Постников, Янжул, Озеров и др., я таких знаю человек десять из наших профессоров. Европейцы тоже. Знаете ли вы, что последняя статья Леруа Болье в «Neue Freie Presse», наделавшая столько шуму, была писана в кабинете у Витте? Зачем в Париже сидит Рафалович? Почему ни одна русская газета строки не напечатает против золотой валюты? Я не говорю, конечно, про так называемые черносотенные…
Столыпин встал с кресла.
— Для меня все это китайская грамота. Я рассуждаю о финансах, как петербургская дама… Вы мне разрешите откланяться?