— Экипаж уже приготовлен, ваше превосходительство.
— Спасибо. И затем надо уехать, никого не беспокоя. Здесь прошу не принимать никого.
Было около 10 часов, когда Тумаровы въехали на Никольскую. В «Славянском Базаре» несмотря на неурочное время, кипело, как в улье. Темный вестибюль гостиницы был переполнен полицией и жандармами, зорко оглядывавшими каждого посетителя. Проходя через толпу, Тумаров уловил взглядом грузную фигуру Сытина с мышиными глазками на лисьей физиономии.
«И вызывать никого не надо», — подумал Тумаров.
Он прошел во вторую комнату своего номера, предназначенную быть кабинетом, и, увидав на столе телефон, попросил соединить себя с Большим Кремлевским дворцом.
Загадка тотчас же объяснилась. Иванов телефонировал Государю, что посылает в Петербург Тумарова. Государь отвечал, что Он охотно назначает Тумарова заочно, отлагая представление до приезда в Петербург Иванова вместе с Тумаровым. Это составит разницу всего в несколько дней, а так как назначение не может ждать, то Государь подпишет указ сегодня же, присоединив, кстати, и двух других членов кабинета, о которых с Ивановым уже было условлено.
Явился с поздравлением градоначальник Рейнборг. Оглядев номер, он заметил, что случайно это те же самые комнаты, где останавливался покойный Плеве в первый свой приезд в Москву и откуда он ездил говеть в Троицкую лавру.
В голосе градоначальника Тумаров заподозрил оттенок лукавства и сказал очень просто:
— К Троице я не поеду. Я в этом году говел. Если бы можно съездить совершенно без огласки, я бы не отказался. Но демонстративно не хочу.
— Как прикажете с приемом? Желающих огромное количество.
— В час я у Императорского уполномоченного. До двенадцати могу принимать. Кто там из наиболее видных?
— Официальные лица, а затем… Монархическая партия с Грингмутом и Восторговым, Союз русских людей со Щербатовым и Бартеневым, Союз русского народа с Ознобишиным. У них ликование. Говорят: наш черносотенный министр.
— Ого! Эти союзы — несчастие для всякого министра. Знаете что, Анатолий Анатольевич, направьте-ка вы их лучше в Кремль, к высшему начальству. Тот, кажется, им собирался сказать несколько теплых слов. Он даст верный тон, а мы уж так и пойдем. Я к официальным лицам сейчас выйду, а из частных… надо поговорить с Сытиным.
— Слушаю-с. Он там дожидается.
— Не знаете, он зачем?
— Вероятно, с жалобой на меня.
— Вот что: вы хорошо помните указ о приостановке закона об отмене телесных наказаний? Пункт «г» второй статьи вы применяли?
— Раза два всыпал: одному наборщику и одному вольнослушателю. Жиду, конечно.
— Что, если бы я попросил вас по пункту «г» угостить Ивана Дмитриевича двадцатью пятью горячими?
— Если вам угодно будет приказать.
— Для начала министерской работы. Идет. Давайте-ка его сюда.
Знаменитый издатель, вызванный первым, польщенный вниманием к «прессе» нового министра, вошел в кабинет — развязный и сияющий. Рейнбот отошел к окну, а Тумаров смерил глазами Сытина.
— Вы ко мне?
— К вашему высокопревосходительству. Пора закончить здешний произвол, от которого нам житья нет…
— Та-та-та, на каком вы языке беседуете, господин Сытин… Ну так вот: вы ко мне, а я хотел сам вас вызвать. Сегодняшняя передовая есть верх наглости и является прямой революционной провокацией. Вам известен пункт «г» второй статьи Высочайшего указа 27 февраля? Я могу пожалеть мальчишку-революционера, начитавшегося глупых книжонок. Могу отнестись снисходительно к болвану-профессору, проповедующему вздор, потому что тут можно хоть заподозрить убеждения. Но вы, господин Сытин, вы революцией торгуете, для вас у меня пощады нет. Вчера огребали деньги у Победоносцева и Саблера, сегодня подуло другим ветром, и вы торгуете революционной газетой… Вы наживаетесь на разврате, на гибели России, на глупости несчастной молодежи, на подуськиваниях и натравливаниях…
Сытин бледнел, краснел, и наконец, как был, во фраке, опустился на колени.
— Ваше высокопревосходительство, помилосердствуйте! Завтра же разгоню всю редакцию. Самая патриотическая газета будет. Самому надоело. Типографию какую сожгли!
— Это завтра. А сегодня, Анатолий Анатольевич, благоволите дать господину Сытину в его участке 25 розог. И возьмите с него подписку, что он их получил, а то будет отпираться.
К назначенному диктатором часу новый министр внутренних дел явился во дворец и застал у Иванова двух лиц, приглашенных вместе с Тумаровым к завтраку. Это были новоназначенный обер-прокурор Синода Папков и профессор Порубин, тот самый, которого ждал диктатор и телеграмме которого так обрадовался.