Уже после беседы и чая брат Марии Андреевны Андрей Андреевич, журналист из «Франкфуртер аль-гемайне», повел меня вниз, в полуподвальное помещение-библиотеку. Такое я мог видеть только в фильмах про «осьмнадцатый век». Старинные шкафы забиты стази ринными книгами. Их сотни, тысячи. По корешкам вижу: им по сто. двести лет. Огромная зала, антикварная мебель, картины, оружие, камин. Мне казалось, что сейчас из-за торшера выйдет сам Казанова.
— Это наследственное. — сказал Андрей Андреевич. — От отца, деда и прадеда…
…На прощание уже в дверях Мария Андреевна попросила меня об одной услуге:
— Посмотрите, не сохранился ли наш родовой герб на фронтоне церкви у Покровских ворот. Это та самая церковь, в которой, по преданию, венчались Алексей Разумовский и императрица Елизавета.
По приезде я сразу же пошел к бывшей (благо и живу в двух шагах от нее) церкви Введения, «что в Барашах». Внимательно осмотрел фасад здания. Родового герба Разумовских я не нашел. Утешаюсь тем, что за тысячи верст от Москвы, в Европе, я нашел семью, чья фамилия навсегда занесена в святцы истории России.
Март 1991 г.
— Как вы оказались в Австрии?
— Началась война, и немцы неожиданно быстро заняли Украину. Мы хотели эвакуироваться, но опоздали. Сама я жила в Днепропетровске, а мама — в деревне. Я приехала к ней и узнала, что все коммунисты уехали, забрали лошадей, машины.
Остались только старухи и дети, мы не знали, что делать, куда уезжать, лесов нет, не спрячешься, кругом равнина. И мы прятались в подвале дома. Пришли немцы, они нам ничего плохого не сделали. Остановились, устроились, воду брали, еду какую-то.
— Вы помните эту деревню, как она называется?
— Николаевская. Через некоторое время стали забирать молодежь в Германию. Назначили день, когда мы должны явиться. Нам не хотелось уезжать, многие делали попытки остаться, пили крепкий чай, после этого очень сердце билось, комиссия отстраняла таких. Я тоже это делала, и пару раз меня не трогали. Некоторые женщины детей прятали, чтобы их не забрали в Германию. Моя мама так не делала. И ничего не оставалось мне, когда принесли повестку, как ехать в Германию. Война еще была далеко, туда к Москве, у нас тишина была, каждый надеялся, что она закончится и мы приедем домой, а оказалось по-другому…
Приехали в Германию, контактов с родителями никаких. Я работала на швейной фабрике, шила подушки, наволочки, простыни для госпиталей. Закончилась война, и я решила поехать домой. В дороге встречаю одну женщину, русскую, она говорит, что у нее есть сын, она от него не имела вестей, только получила открытку, что он жив. Оказывается, он был в плену у англичан. Потом говорит: я бы ничего не хотела иметь другого, только бы русскую невестку для сына. Ведь она была русская, жила где-то в Сибири. Ее муж был колбасником, мясник по профессии, он открыл там лавочку, и так жили. Потом он стал скучать по своей Австрии и решил приехать назад. Моему мужу теперешнему было тогда 13 лет, и он, значит, приехал с родителями сюда. Мать русская, отец чешско-австрийского происхождения. Ну и так как эта мать, которую я встретила, хотела русскую жену, она уговорила меня остаться здесь. И мы поженились. Вот так…
— Как зовут вашего мужа?
— Петр Антонович. Но я вам хочу сказать, когда здесь были русские, нам надо было прятаться, потому что нас ловили на улице, где только видели, и в машину и отправляли.
— Это все в войну?
— Нет, уже когда война закончилась. Многие из нас не признавали друг друга. Меняли фамилии Иванова или какого-то там Петрова на всякие иностранные фамилии. Дескать, я не из России.
— А как вы научились говорить по-немецки?
— Мало-помалу… Ну уже мы так давно живем здесь.
— А вначале трудно было?
— Нет, нисколько не трудно. Ведь еще когда я в России жила, немецкий язык изучали мы.
— В школе?
— В школе. Ну конечно, это было недостаточно. Практика уже здесь. Но мой муж говорит по-русски тоже. Что еще вас интересует?
— Судьба ваших родителей?
— Ну, судьба очень тяжелая. Очень тяжелая. Я была в России…