Выбрать главу
Жужжит комар назойливо и звонко, Ночь голубеет в прорези окна. Спокойный облик спящего ребенка. И тишина. Навеки — тишина.
Мне хочется, чтоб кто-то незнакомый В такой же напряженной тишине, В таком же старом деревянном доме Сидел один и думал обо мне.
В его окне — сиянье летней ночи, От сердца к сердцу — ласковая грусть. И несколько чужих, прекрасных строчек Я нараспев читаю наизусть.
1933, Эрувилль (Из сборника «После всего», 1949)

Собаки

О лай — о чем-то знающих собак!

Д. Кнут

В тяжелом сгустившемся мраке, На темном пустынном дворе, О чем они знают, собаки? Что видят они в конуре?
Мне страшно, мне тесно, мне скучно От мыслей, желаний и слез, А там, на дворе — неотлучно Лохматый, взъерошенный пес.
Приподняты чуткие уши, По-волчьи сверкают глаза… И снова мне тесно и душно В бессильных, безвольих слезах.
И хочется крикнуть: «Мне больно! Я долго, я страшно больна!» Над черной, ночной колокольней Блестит неживая луна.
И первым раскатистым лаем Мне вторит бессонная ночь… Я слабая, глупая, злая, И кто мне посмеет помочь?
Я вижу, как длинные тени Трепещут под белой стеной. Я знаю: подает по ступеням Безликий — жестокий — чужой.
Он может смеяться беззвучно, Пройти сквозь закрытую дверь. И снова мне страшно, мне скучно От невыразимых потерь!
Молчанье, пустое молчанье. Тяжелый, бесформенный мрак. И тяжко — глухое рычанье Кого-то узнавших собак.
1933

«Мы давно потеряли дорогу…»

Мы давно потеряли дорогу К напряженней и призрачной цели. Мы не верили детскому Богу, А другого найти не сумели.
Мы совсем перестали смеяться И любить непонятное небо. Видишь: нервно-сведенные пальцы Ищут корку тяжелого хлеба.
Мы не ждем сокровенного чуда И давно разучились молиться. И глядят, и томят отовсюду Равнодушные, скучные лица.
В этом мире огромных свершений, В мире неповторимых созвучий Кто нам тихого Бога заменит? Кто нас детскому счастью научит?
1933

Элегия

У нераскрытого окна В спокойном деревенском доме Доверчивая тишина Томит сладчайшею истомой.
От тишины, от пустоты Душе спокойнее и проще. (Так медленно в осенней роще На землю падают листы.)
И тихих мыслей череда, Не торопясь, проходят мимо. Что жизнь надраено прожита, Напрасно и — непоправимо.
Что грустно падают года, (Как листья осенью туманной) Что я не так уж молода, Не радостна, и не желанна…
Звенит комар. Да вдоль стены Паук плетет седые путы. И грустной нежностью полны Мои вечерние минуты.
1933

«Вечерами в комнате отельной…»

Вечерами в комнате отельной, Всю ее внезапно полюбя, Я ласкаю песней колыбельной Слабого и нежного тебя.
Я спою о том, как дни скользили, Как мелькали мутные года. Расскажу большие сказки-были Про зверей, поля и города.
Расскажу о море темно-синем, О большой и путаной судьбе, О какой-то сказочной России, Никогда не ведомой тебе!
И под гнетом прежних слез и бедствий, Опустив на лампу абажур, Про свое оборванное детство Колыбельной песней расскажу…
1933

«Я снова верю пышным фразам…»

Я снова верю пышным фразам О чистоте, о глубине, Я верю маленьким рассказам О глупом счастье и весне.
Я верю всем рукопожатьям И всем волнующим словам. Земного, маленького счастья Глухой тревоге не отдам.
Я верю в то, что будут снова Мне сниться творческие сны, Что счастьем древним и суровым Мы будем вновь напоены;
Что никогда не буду знать я Пустых и одиноких дней, И станут люди — люди-братья — Незаменимей и родней.
За это право — ждать и верить, И видеть мир, каким хочу — Бесславной, одинокой смертью Я, не торгуясь, заплачу.
1934

О смерти

Как страшно умереть — сойти на нет, Безропотно исчезнуть, раствориться. И сон о смерти — этот страшный бред — Все чаще, все мучительнее снится.
Я просыпаюсь в ледяном поту. Все та же комната, все те же тени. Но все мерещится сквозь темноту Меня преследующее виденье.
Пустая церковь, тихо хор поет, Цветы в гробу и бледных свеч мерцанье. И где-то рядом мечется мое Еще живое, четкое сознанье.
1934

«Нам не радуга в небе сияла…»

Нам не радуга в небе сияла В тот седой, обезумевший день — Нас дождливая муть провожала И чертила круги на воде.
И когда потекли над волнами Чем-то близкие сердцу места — В этот час не звучало над нами Легендарное имя Христа.
Но с тех пор суеверно храним мы Всю тоску этих призрачных дней — Очертания смутного Крыма, Силуэты ночных кораблей.