«Я люблю заводные игрушки…»
Я люблю заводные игрушки
И протяжное пенье волчка,
Пряди русых волос на подушке
И спокойный огонь камелька.
Я люблю в этом тихом покое,
После бешеной сутолки дня,
Свое сердце, совсем ледяное,
Хоть немножко согреть у огня.
Я люблю, когда лоб мой горячий
Тронет ласково чья-то ладонь.
А в углу — закатившийся мячик
И бесхвостый, облупленный конь.
Позабыв про тоску и усталость,
Так легко обо всем говорить…
Это все, что мне в жизни осталось,
Все, что я научилась любить.
Борису Унбегауну («Зачем я прихожу в Ваш темный дом?..»)
Зачем я прихожу в Ваш темный дом?
Зачем стою у Вашей страшной двери?
Не для того ли, чтоб опять вдвоем
Считать непоправимые потери?
Опять смотреть беспомощно в глаза,
Искать слова? Не находить ответа?
Чтоб снова было нечего сказать
О главном, о запуганном, об этом?..
Вы скоро уезжаете на юг.
Вернетесь для меня чужим и новым.
Зачем я Вас люблю, мой тайный друг,
Мой слабый друг, зачем пришла я снова?
Простим ли мы друг другу это зло?
Простим ли то, что ускользнуло мимо?
Чтобы сказать спокойно: «Все прошло,
Так навсегда и так непоправимо».
Измена
Воображаемому собеседнику (Марку Слониму)
Измены нет. И это слово
Ни разу не слетало с губ.
И ничего не стало новым
В привычно-будничном кругу.
Измены нет. Но где-то втайне,
Там, где душа совсем темна,
В воображаемом романе
Она уже совершена.
Она сверкнула жгучей новью,
Жизнь подожгла со всех сторон.
Воображаемой любовью
Реальный мир преображен.
И каждый день, и каждый вечер —
Томленье, боль, огонь в крови.
Воображаемые встречи
Несуществующей любви.
А тот, — другой, — забыт и предан.
(Воображаемое зло!).
Встречаться молча за обедом
Обидно, скучно, тяжело.
Круги темнее под глазами,
Хмельнее ночь, тревожней день.
Уже метнулась между нами
Воображаемая тень…
А дом неубран и заброшен.
Уюта нет. Во всем разлад.
В далекий угол тайно брошен
Отчаяньем сверкнувший взгляд…
Так, — проводя, как по указке,
По жизни огненный изъян,—
Ведет к трагической развязке
Воображаемый роман.
Поэма дороги
Юрию
Вечер пыльных, далеких дорог.
В. Мамченко
Тоскуем над картою рваной:
Отсюда свернули сюда,
Вот здесь проезжали рано
Поселки и города.
— А помнишь — вот здесь отдыхали.
Какая была тишина,
А дали, осенние дали,
А воздух, пьянее вина!
И снова, как за победой,
За радостной новизной
Скользили велосипеды
Под гору дорогой лесной.
За каждым крутым поворотом,
За каждым холмом вдалеке,
Манящее, новое что-то,
Так чуждое зимней тоске.
— Да, да. Ну, а вспомним, как зябли,
Как кутались в полы плаща.
Как били холодные капли
Безжалостного дождя!
Навстречу ветрам из Ламанша
Не ехали даже, а шли!
…А все-таки — дальше, дальше…
Компьен… Бове… Авдели…
Как милы названия эти…
— А помнишь, вот здесь, за Маньи,
Презрев всех жандармов на свете,
Мы даже костер развели…
И снова шины шуршали,
Был в сердце задорный угар.
Над Сеной вечерней блуждали,
Взбирались на замок Гайяр.
Снимались у темных развалин,
Снимались в густых камышах.
И не было больше печали,
По-детски светилась душа.
Париж нас неласково встретил.
Мы снова тихо живем.
Нам кажется милым и ветер,
И самый трудный подъем.
Теперь нам осталось немного,
Лишь карта на темной стене,
Да черною ниткой дорога
И пестрые флаги на ней.
«Такой же день, как девять лет назад…»
Такой же день, как девять лет назад.
Все тот же дождь и в небе те же тучи.
Молчи, молчи! И посмотри в глаза —
Все тот же день, не хуже и не лучше.
Переменились только я и ты.
И стали мы среди суровых будней,
Среди пустой и лживой суеты
Старей, скучнее и благоразумней.
Нас напугала дождевая даль.
Мы не пойдем в этот день в Версаль —
Бродить в глухой, осенней мокрой чаще
Пустого парка (а пруды, как сталь),
Чтоб вспомнить вновь влюбленную печаль —
Глухую память молодости нашей.
Андай
Ревет вечерний океан,
Таинственная даль темнеет,
И в нарастающий туман
Вершины прячут Пиренеи.
Мигают ярко маяки
На каменных отвесных кручах.
А небо все в тяжелых тучах
Полно тревожной и летучей,
Нечеловеческой тоски.
Безжизненность пустынных дач,
Пустые улицы, аллеи…
И гул прибоя, будто плач,
Взывает к темным Пиренеям.
А в лиловеющей дали,
Над гладью сонного залива,
На узкой полосе земли,
В горах, раскинутых лениво,
Смешались в прихотливом танце
Огни Испании и Франции.