Выбрать главу
Я верю в Россию. Там жизнь идет, Там бьются скрытые силы. А здесь у нас темных дней хоровод, Влекущий запах могилы.
Я верю в Россию. Не нам, не нам Готовить ей дни иные. Ведь все, что вершится, так только там, В далекой Святой России.
5 — V — 1924

Бедуинка

Как будто на пестрой картинке Далеких сказочных стран Красавицы-бедуинки Отточенный гибкий стаи.
Из древних легенд и преданий, Из песен степей и гор Возникли синие ткани И пламенный, дикий взор.
Как в статуе древней богини, В ней дышит величье и мощь. В ней слышится зной пустыни И темная, душная ночь.
Над ней — колдовство и обманы, Дрожанье ночного костра, И звон, и хохот тимпана Под темным сводом шатра.
И вся она — сон без названья У серых стволов маслин, Глухой Атлантиды преданья, Лукавый мираж пустынь…
Блестящи на ней браслеты, И взгляд величав и дик, Как кованые силуэты Из ветхозаветных книг.
1924

В Бизерте

Я ехала по пальмовой аллее На быстром, словно конь, велосипеде. Мне дул в лицо соленый ветер с моря, И солнце жгло меня своим лучом. Там, как всегда, какой-то резвый мальчик Учился ездить на велосипеде И падал, не умея руль держать. И бегала за ним толпа мальчишек, Его придерживая за седло. Когда-то по узорной тени листьев И я здесь также начинала ездить, Там, где теперь несусь легко и смело, Одной рукой придерживая руль. …На пляже вырос длинный ряд кабинок, Едва шуршало ласковое море, И раздавались радостные крики, И громкий смех, и звонкие слова. Я повернула влево, где дорога Была покрыта пылью и камнями. Дома теснились, как грибы. И дети Играли на пустынной мостовой. И толстая, босая итальянка Белья комочек вешала на куст. Я въехала на ровную дорогу И быстро заскользила по асфальту. По улицам я ехала одна. Лишь в угловых кафе и шумных барах, На ровном тротуаре, под навесом, У маленьких столов сидели люди, Держа бокалы ледяного пива. Толпа стояла у дверей костела. Мелькали канотье, пестрели банты, И голубые шапки офицеров, И яркие костюмы хрупких женщин, И белизна открытых рук и плеч. Я быстро ехала на треугольник, Где гордо к небу возносились пальмы И где вокруг извозчики лениво Под козлами дремали на жаре. Не встретив там того, кого искала, Я снова быстро повернула к морю. Завешаны витрины магазинов, На тротуарах не было прохожих. Пыхтя не ползали автомобили, Навстречу никого не попадалось, И улицы, напуганные зноем, Так были странно глухи и пустынны, Пустынны, как душа моя пустынна, Способная вместить в себя стихии, И жгучесть ветра, и дыханье солнца, И шорох моря, и напевы слов, — Как та душа, которая преступно Не сберегла ей данного богатства…
1924

«Догорая, лампады меркли…»

Догорая, лампады меркли, В темноте уставая мерцать. Вы вошли в полутемную церковь, Чтобы шелковым платьем шурать.
Вы вздыхали, и губы шептали У загадочных строгих икон — Для того, чтобы все увидали Ваш красивый земной поклон.
И какая бездна проклятий, Едкой злобы и гнусных фраз В этом скромном опущенном взгляде Ваших светлых мигающих глаз!
Не хочу с вами рядом стоять я. Ваш изящный покорный вид, Ваше томно шуршащее платье Не по-Божьему говорит. Ваша свечка перед распятьем Неправдивым огнем горит.
1924. Бизерта

Россия

Россия — плетень да крапива, Ромашка и клевер душистый; Над озером вечер сонливый, Стволы тополей серебристых.
Россия — дрожащие тени. И воздух прозрачный и ясный, Шуршание листьев осенних, Коричневых, желтых и красных.
Россия — гамаши и боты, Гимназии светлое зданье. Оснеженных улиц пролеты И окон промерзших сверканье.
Россия — базары и цены, У лавок — голодные люди, Тревожные крики сирены, Ревущие залпы орудий.
Россия — глубокие стоны От пышных дворцов до подвалов, Тревожные цепи вагонов У душных и темных вокзалов.
Россия — тоска, разговоры О барских усадьбах, салазках… Россия — слова, из которых Сплетаются милые сказки.
1924

«Шумят мне ветвистые клены…»

Шумят мне ветвистые клены В широкую прорезь окна. Под сенью сфаятской иконы Опять я осталась одна.
Гляжу — огоньки в отдаленье, Как звезды на небе, горят, И пахнет лиловой сиренью Туманом окутанный сад.
И было ли грустно — не знаю, Но было мучительно жаль. Далеко визжали трамваи И плыли в воздушную даль.
Какой же нежданной тревогой, Какой же тоской одаришь Ты серый, холодный и строгий, Так долго желанный Париж?
1925, Севр (Франция)

Март

…А там нарциссы расцвели, В долине, за Джебель-Кебиром, — И пахнет весело и сыро От свеже вспаханной земли.
Уже рассеялся туман, Прошла пора дождя и ветра, И четко виден Загуан За девяносто километров.
И девственною белизной Под небом, будто море, синим, Белеет в зелени густой Цветок венчальный апельсина.