Бейли быстро садится в машину и пристегивается. Ни привета, ни взгляда в мою сторону.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Она качает головой, лиловые волосы падают на лицо. Так и жду, что она язвительно спросит: «А по мне не видно?» Однако девочка продолжает молчать.
– Бейли?
– Не знаю, – отвечает она. – Я не понимаю, что происходит…
И тут я замечаю сумку – совсем не ту, с которой она пошла на тренировку. Это большая черная спортивная сумка, и Бейли держит ее на коленях бережно, словно ребенка.
– Что там? – спрашиваю я.
– Посмотри.
Она говорит это таким тоном, что смотреть не хочется. Впрочем, выбора у меня нет. Бейли швыряет сумку мне на колени.
– Ну же, Ханна, открой!
Я расстегиваю молнию, и из сумки сыпятся деньги – сотни стодолларовых купюр, свернутых рулетиком и перевязанных бечевкой. Сколько же их тут?
– Бейли, – шепчу я, – где ты их взяла?
– Папа оставил в моем шкафчике, – отвечает она.
Я смотрю на нее в недоумении, и сердце пускается в галоп.
– С чего ты решила, что это он?
Бейли достает из кармана записку и бросает мне.
– Догадайся с трех раз!
Я беру записку – желтый лист бумаги в линеечку, как и моя. Вторая записка от Оуэна за день. Крупными буквами написано «Бейли» и дважды подчеркнуто.
Бейли!
Я ничего не могу тебе объяснить, прости. Ты знаешь самое главное и обо мне, и о себе. Прошу, помни об этом!
Помоги Ханне. Делай, как она говорит. Она тебя любит. Мы оба тебя любим.
Ты – моя жизнь!
Папа
Я смотрю на записку, и буквы расплываются. Могу представить, что произошло перед встречей Оуэна с двенадцатилетней футболисткой в щитках. Оуэн мчится по школьным коридорам, подбегает к шкафчикам… Он хотел передать сумку дочери, пока есть такая возможность.
В груди печет, становится нечем дышать.
В критических ситуациях я обычно не теряю присутствия духа. Можно сказать, к этому меня подготовило мое детство. Всего два раза в жизни я чувствовала себя как сейчас: в тот день, когда поняла, что мама не вернется, и в тот день, когда умер дедушка. Словно внутренности рвутся наружу. И я понимаю, что сейчас заблюю всю машину…
Так и происходит.
Мы подъезжаем к нашему парковочному месту на пристани. Всю дорогу окна в машине были открыты, и на всякий случай я держу у губ салфетку.
– Тебя еще тошнит? – спрашивает Бейли.
Я качаю головой, пытаясь убедить и себя, и Бейли.
– Я в норме.
– У меня есть то, что тебе поможет. – Девочка вынимает из кармана косяк и протягивает мне.
– Где взяла?!
– В Калифорнии травка легальна, – заявляет Бейли.
По-вашему, это ответ на мой вопрос? Разве в шестнадцать лет можно курить травку?
Наверное, просто не хочет отвечать. И тут мне приходит в голову, что косяк ей дал Бобби.
Если не вдаваться в детали, Бобби – бойфренд Бейли. Он учится в выпускном классе и вроде бы хороший парень, даже отличник: собирается поступать в Чикагский университет, возглавляет Совет учеников школы, не красит волосы в лиловый цвет. Но Оуэн относится к нему с недоверием. Я бы списала это на гиперопеку, однако Бобби настраивает Бейли против меня. Иногда, проведя с ним какое-то время, она возвращается домой и с порога говорит мне какую-нибудь гадость. Хотя я пытаюсь не принимать это близко к сердцу, Оуэну не всегда удается сдержаться. Пару недель назад они с Бейли крупно поспорили из-за Бобби, и он заявил, что им следует пореже встречаться. Это был единственный раз, когда Бейли одарила отца презрительным взглядом, который обычно достается мне.
– Не хочешь – не бери, – говорит Бейли. – Я просто хочу помочь.
– Я в порядке, но все равно спасибо.
Она прячет косяк в карман. В общении с Бейли я стараюсь воздерживаться от широких родительских жестов, и она это явно ценит.
Наверное, лучше обсудить проблему с Оуэном – пусть сам решает, отобрать у дочери косяк или оставить… И вдруг я понимаю, что не имею ни малейшего представления, когда он вернется и вернется ли вообще.
– Знаешь что? – говорю я. – Пожалуй, я все-таки возьму.
Бейли закатывает глаза, но косяк отдает. Я сую его в бардачок и беру у нее с колен спортивную сумку.
– Я пыталась их посчитать… – говорит она и смотрит на меня. – В каждом рулетике – по десять тысяч долларов. Добралась до шестидесяти и бросила…
Я поднимаю рассыпавшиеся деньги и застегиваю молнию, чтобы ни Бейли, ни я не заглядывались на баснословную сумму внутри. Шестьсот тысяч долларов по меньшей мере!
– Линн Уильямс перепостила все твиты из «Дейли-Бист» про «Технолавку» и Эйвитта Томпсона. Говорят, что он такой же аферист, как и Мейдофф.