Город поражал обилием рас и народностей. Мавры, парфяне, греки, сирийцы, паннонцы, фракийцы, аравийцы, германцы, галлы, каппадокийцы обильно разбавляли более многочисленных разноликих римлян и представителей иудейских племен. Гораздо реже встречались ахайцы, ликийцы, родосцы, илионяне. И, уж совсем изредка, глаз цеплялся за скромные одеяния арабов-бедуинов из Великой пустыни и яркие одежды и экзотические украшения негров из далеких таинственных областей Африки.
Задание мессира было довольно обычным и простым. Найти в Иерусалиме некоего проповедника, по имени Иисус из Назарета и отыскать способ передать его в руки местного правосудия. При этом тот должен быть предан смертной казни, что в те времена являлось довольно обыденным делом. Смерть являлась наказанием за многие виды преступлений и даже проступков, особенно связанных с реальными и мнимыми посягательствами на существующие государственные и религиозные устои.
— Плевое дело, — подытожил тогда Азазелло, после того как они покинули Воланда. И Фагот с Бегемотом с ним согласились.
Операция, провернутая ими в Москве, была, несомненно, разнообразнее и интереснее. И, в некотором роде, опаснее. Кот, в то время, по привычке собирая информацию о местных условиях, добыл секретные сведения о формах и методах работы чекистов. Применение сети для поимки кота было неплохой идеей, и, если бы энкаведешники догадались экранировать сеть — итог мог быть другим. И они были вынуждены страховаться и принимать дополнительные меры безопасности.
Сейчас троица, не торопясь, брела по столице древней Иудеи, пытаясь завязать разговоры о новоявленном проповеднике и продвигаясь на запад, по направлению к рыночным кварталам.
В преддверии рынка толпились со своими небольшими тележками продавцы жареных бобов и каштанов, свежих пирожков и лепешек, а также нищие и менялы.
Первые ряды занимали торговцы крашеными тканями, шерстью, выделанными кожами и готовыми изделиями из них. Затем шли лавки, выставлявшие на продажу разнообразные украшения, драгоценности, а также слоновую кость и изделия из камня.
Далее бойко шла торговля вином, амброй, маслом, солью и диковинными пряностями. Обилие разновидностей вин поражало воображение, казалось, их свозили со всех уголков мира — изысканные иттербийское, бурдигальское, цекубское, велитернское, тускульское и массикское вина хранились в запечатанных кувшинах и амфорах. Более простые сорта находились в громоздившихся друг на друге небольших пузатых бочках.
Особняком стояли лавчонки, торгующие ароматическими смолами Аравии, знаменитым сирийским бальзамом, вызывающими диковинные видения растениями. Здесь же знающим и доверенным людям могли предложить и яды. В центре продавались фрукты, овощи и различная зелень. Конец рынка был занят рыбными и мясными рядами.
Бесчисленные лавки, лотки, ряды и навесы образовывали довольно запутанный лабиринт. Кроме иудейского звучал латинский, греческий, арабский, арамейский и другие языки. Впрочем, их дикая и, порой, несуразная смесь языков и наречий отлично воспринималась и понималась рыночным людом. Многоголосый гул прерывался гортанными зазывающими криками купцов и лавочников, предлагающих свой товар.
— Вода! Холодная свежая вода! — смуглый, исхудалый и тощий, как рыбий скелет, водонос ловко лавировал в толпе, неся на плече внушительный кувшин с двумя ручками по бокам. Он был одет только в штаны до колен, грязно-серого цвета, а на поясе висела глиняная кружка, притороченная к поясному ремешку медной цепочкой.
Кот с надеждой глянул на своего хозяина в клетчатом, подпоясанном, откуда-то взявшейся веревкой, халате. Глаза его помутнели и наполнились влагой, усы несколько поникли.
— Сколько стоит? — раздраженно просипел Фагот, с деланной злобой посматривая на кота и делая рукой водоносу приглашающий знак.
— Один асс, — водонос снял с плеча кувшин и приготовил кружку.
Кот энергично замотал головой, умоляюще глядя на кувшин.
— Весь кувшин, — коротко скрежетнул Фагот.
Костлявый водонос округлил рот и, поставив кувшин на землю, стал подсчитывать с пришепетыванием и загибанием пальцев.
Когда пальцев стало не хватать, он в недоумении схватил себя за уши обеими руками.
— Этого хватит? — не выдержав, угрожающе рявкнул Азазелло, ощерив длинный желтый клык, и протянул какую-то серебряную монету с изображением кузнеца.
Водонос утвердительно пискнул и моментально отправил монету за щеку, предварительно куснув ее своими редкими кривыми зубами за край на предмет подлинности.
Кот сцапал кувшин двумя лапами и вылакал его содержимое с ошеломляющей быстротой.
Водонос завороженно наблюдал за стремительным опустошением своей емкости, дергая своим острым рыбьим кадыком в такт кошачьим глоткам. Заглянув вглубь кувшина, отданного ему назад громадным животным, он перевел взгляд на ничуть не увеличившийся кошачий живот и вновь попытался сунуть нос в кувшин, но, наткнувшись на тяжелый взгляд Азазелло, ухватил свою посуду и юркнул в толпу.
Выходки кота и нарочитая сердитость его спутников были давней традицией. Если, позволяла обстановка, каждый свой выход Бегемот сопровождал изрядной дозой юмора, насмешливости и сарказма. При всем том, он всегда проявлял дипломатическую осмотрительность в отношении Фагота и Азазелло, не говоря уже о мессире.
Друзья двинулись дальше. Долговязый Фагот, возвышаясь над пестрой людской массой, крутил головой и высматривал проповедника. Их было несколько. То здесь, то там люди взывали к чувствам и вере других.
Первый стоял на запряженной мулом арбе и посылал проклятия каким-то неведомым арианам, призывая нескольких, внимающих ему зевак, немедленно пойти за ним и осквернить храм иноверцев. Испитое лицо его, с оттопыренными ушами и длинным унылым носом, ничуть не подходило к словесному портрету Иисуса, данного троице мессиром. Да и болтал он, что попало.
Второй, взобравшийся с ногами на остаток кедрового ствола, служившего окружающим скамьей, и вовсе походил на юродивого. Голова его странно болталась, не находя точки опоры, косматые длинные патлы пепельного цвета развевались, вторя ее беспорядочным перемещениям, а рот брызгал слюной.
— Не тот, — брезгливо констатировал Фагот, пробираясь к длинным зеленным рядам.
Возле рядов, стоя на двух недалеко отстоящих повозках спорили друг с другом третий и четвертый прорицатели. Спор их видимо волновал две группы сторонников, окруживших повозки и реагирующих на взаимные реплики спорщиков угрожающим гулом. Но и они были далеки от примет новоявленного мессии. Оба были грузны, лысы, в одинаковых черных круглых шапочках на затылках и преклонного возраста.
Еще один в заляпанной винными пятнами короткой греческой тунике стоял на пустой винной бочке и воздавал хвалу богу виноделия Дионису.
— Кровь Вакха — вот, друзья мои, достойнейший из земных напитков, — пузатый коротышка с лицом желто-лимонного цвета в совершеннейшем восторге озирался вокруг.
Но народ шнырял мимо, не обращая внимания на явно нетрезвого с утра оратора. Лишь кот, сочувственно засмотревшись на пьянчужку, задрал усатую морду и громко чихнул, отчего речистый поклонник Бахуса сверзился с бочки и застыл на земле в сидячем положении, разведя руки в пьянственном недоумении.
— Да, их здесь, как собак нерезаных, — с досадой прохрипел, удрученный обилием ораторствующих повсюду личностей, Азазелло.
И он был прав. Древняя Иудея славилась своими пророками и проповедниками. Эллинисты, назореи, галаты, прозелиты, ессеи, фарисеи, саддукеи, книжники и другие еврейские общины и секты посылали своих эмиссаров повсюду и стремились обратить иноверцев в свою веру, агитируя за свои обычаи и традиции и считая только себя правоверными иудеями.
Ежегодно десятка полтора таких миссионеров побивались камнями за кощунство на чужой земле. Но многие пророки, такие как Иоиль, Исаия, Иеремия, Даниил, Иоанн Креститель и другие, прославились и вошли в историю.
Встреченные же проповедники явно не тянули на роль творцов истории и основателей религии.
— Пойди туда — не знаю, куда. Найди того — не знаю, кого, — на всякий случай проворчал неслышно кот, вновь блеснув знанием славянского фольклора и снова извратив текст.