Пока Капеч ковыряется в смартфоне, продолжая тыкать в него пальцами и листать страницы, Стерн внезапно осознает, насколько это для него странно – беседовать о немелкоклеточном раке легких второй стадии как о чем-то, касающемся других людей. Ведь он сам, по сути, один из составных элементов той самой статистики, о которой они толкуют со свидетелем. Когда слово «рак» впервые было произнесено Алом Клементом, это походило на то, как если бы совершенно не страшный вымышленный монстр из книги комиксов вдруг выдохнул в воздух облако ядовитого черного тумана. В тот момент Стерн почувствовал, что задыхается, и ощутил колющую боль в сердце. Именно это короткое слово люди используют, чтобы обозначить катастрофическое, смертельное заболевание. Стерн знал, что рак – это не только некие физические симптомы, но и внутреннее состояние страха и тревоги. Когда же через несколько дней он окончательно осознал, что за диагноз ему поставлен, и смирился с ним, худшим оказалось то, что он понял – он не только умирает, но и сама смерть его будет тяжелой и мучительной. Лечение, применявшееся при наличии у пациентов злокачественных новообразований, было почти таким же ужасным, как пытки заключенных на тайных базах ЦРУ. Химиотерапия с ее постоянным состоянием дурноты и бесконечными приступами рвоты. Болезненная хирургия, уродующая пациента… Ему стало жаль Хелен, которая, как он понимал, будучи человеком верным и самоотверженным, будет вынуждена столкнуться со всем этим. Ему хотелось попросить ее поступить с ним так, как поступали со стариками и больными в древней Спарте, – отвезти его в горы и оставить там. Но, пожалуй, худшим из всего было понимание, что сам он не решится уйти добровольно, а будет, как и большинство людей, барахтаться и цепляться за жизнь до последнего.
– По данным Национального института онкологии, из пациентов со всеми формами рака легких и бронхов сорок семь процентов остаются в живых в течение года, – заговорил наконец доктор Капеч.
– А пятьдесят три процента умирают раньше?
– Да. Но у пациентов с немелкоклеточными формами рака легких показатели выживаемости выше, чем у больных с мелкоклеточной разновидностью. А восемь из девяти видов рака легких относятся как раз к немелкоклеточным. Тридцати процентам пациентов она диагностируется именно на второй стадии заболевания. Соответственно, исходя из имеющихся данных, я бы сказал, что – это, конечно, приблизительная оценка – менее тридцати процентов онкологических больных со второй стадией рака легких умирают, прожив менее четырнадцати месяцев.
– Вернемся к мистеру Колкитту, джентльмену из Миссисипи. Выходит, существовала тридцатипроцентная вероятность того, что он не прожил бы те четырнадцать месяцев, в течение которых оставался живым благодаря применению «Джи-Ливиа». Примерно так, правильно?
– Ну да, примерно так. Но давайте справедливости ради все же скажем, что речь идет о вероятности, составляющей от двадцати пяти до тридцати процентов.
Капеч старается быть справедливым и беспристрастным. Однако его готовность жонглировать цифрами – это еще один аргумент для присяжных в пользу того, чтобы счесть его показания неубедительными.
Стерн внимательно, оценивающе смотрит на Капеча. Тот явно наслаждается тем, что является для окружающих признанным авторитетом. Однако при всех его трениях с Кирилом трудно представить, чтобы Бруно был способен нарочно исказить статистические данные. У Стерна создается впечатление, что, если он попросит Капеча самому высказать свое мнение, а не будет оспаривать те высказывания, которые свидетель уже сделал, то доктор Капеч скорее будет исходить из своего в целом дружеского расположения к адвокату. Юристов обычно учат во время перекрестного допроса не затрагивать вопросов, ответа на которые они сами не знают и не могут предсказать. Но интуиция подсказывает Стерну, что в данном случае у защиты есть возможность набрать кое-какие очки.