Но если длительные отношения с Иннис что-то значили для Кирила, то сегодня по нему этого было не видно. Он явно не хотел говорить о ней, и Стерн через какое-то время прекратил попытки что-либо выяснить. Проводив Кирила, адвокат вернулся в свой кабинет и, расположившись у окна, принялся размышлять, глядя вдаль. При этом уже не впервые у него в голове возникли мысли о том, какую загадку представляет для него его клиент и отношения с ним.
В тот день, когда Стерн дал свое согласие защищать Пафко, Кирил, прослезившись, обнял старого адвоката и заявил о своей невиновности. Затем, уже направляясь к двери, остановился и снова заключил Стерна в объятия.
– Спасибо, Сэнди, – сказал он, – спасибо. Честное слово, я считаю вас своим самым близким другом.
Эти слова удивили Стерна, потому что сам он никогда не сказал бы ничего подобного. Он в самом деле испытывал теплые чувства к Кирилу и Донателле. Супруги Пафко, с которыми Стерн знаком уже несколько десятилетий, люди достойные и обладают многими замечательными качествами. Но блестящие манеры Кирила – это своеобразный барьер, мешающий Стерну сблизиться с ним по-настоящему. В сущности, он мало знает о том, что Кирил за человек.
Впрочем, этой темой размышления Стерна не ограничиваются. Ему, например, не дает покоя мысль, что он, похоже, не в состоянии назвать хотя бы одного из живущих на свете мужчин, с которым его объединяла бы по-настоящему глубокая дружеская привязанность. Да, есть те, с кем за годы работы, в том числе по весьма сложным случаям, у него возникло много общего в сфере профессиональной деятельности. Всегда найдутся такие, с кем можно сыграть в карты или посидеть рядом за какой-нибудь другой азартной игрой. Однако правда, к которой Стерн пришел с возрастом, состоит в том, что самые близкие отношения у него складывались только с женщинами – с матерью, сестрой, с Хелен и Мартой, даже с Кларой в первые годы их брака.
Тем не менее в течение последних десяти лет Кирил стал играть важную роль в жизни Стерна и превратился в человека, к которому старый адвокат питал инстинктивную привязанность. Сегодня, когда он вновь испытал в зале суда уже знакомое ему чувство обреченности (оно впервые появилось у него, когда ему поставили диагноз, и вот уже несколько лет бросало мрачную тень на всю его жизнь), Стерн в момент неожиданного просветления вдруг ощутил глубокую благодарность по отношению к Кирилу. Пафко был не просто врачом, который обеспечил Стерну возможность использовать лекарство, способное спасти жизнь. Кирил дал ему нечто более важное, чем «Джи-Ливиа», более значимое по своим последствиям.
В 2013 году, когда Кирил приступил к оценке состояния Стерна, они с Сэнди встретились в небольшом смотровом кабинетике на территории медицинского факультета Истонского университета. Пафко был в длинном белом халате и чувствовал себя полностью в своей стихии. К этому времени ему уже редко приходилось заниматься осмотром пациентов, но чувствовалось, что он прекрасно умеет общаться с больными один на один. Стерн к тому времени посетил многих онкологов. Некоторые из них считали необходимым выглядеть бодрыми и оптимистичными, другие предпочитали бесстрастно констатировать факты, которые не могли вызвать у пациента ничего, кроме отчаяния. Кирил же в роли лечащего врача демонстрировал невероятную харизму, которая, вне всякого сомнения, была свойственна ему от природы. Когда Стерн присел на краешек смотрового стола, Кирил положил обе руки ему на плечи и наклонился вперед таким образом, чтобы они с пациентом имели возможность посмотреть друг другу прямо в глаза.
– Сэнди, я верю в это лекарство, – сказал Кирил. – Но я также верю в вас. Если построить график эффективности лечения пациентов, он будет выглядеть как колоколообразная кривая. Всегда есть пациенты, чьи результаты превосходят ожидания. Почему? Одна только воля не может справиться с болезнью, Сэнди. Но если человек хочет жить и имеет серьезные причины для этого – это уже совсем другое дело. Любой онколог скажет вам, что эти вещи имеют значение, хотя никто не сможет объяснить, как это работает. Вы, Сэнди, из той категории пациентов, которые выживают, побеждая в борьбе с недугом, гораздо чаще, чем большинство других.
Кирил продолжал внимательно вглядываться в лицо Стерна, словно был по отношению к нему не лечащим врачом, а отцом, и адвокат ощущал на своих плечах тяжесть его рук, от которой ему стало тепло и комфортно. Несколько месяцев спустя, еще до того, как Стерн начал ощущать положительные результаты лечения, он, вспоминая этот момент, понял, что именно тогда началось фундаментальное изменение его отношения к тому, что с ним происходило. Он перестал мысленно готовиться к смерти и снова думал о будущем – о том, как хорошо вернуться домой, к жене, которая беззаветно любила его; предвкушал, как будет наблюдать за тем, как расцветают, словно чудесные цветы, его внуки; как будет с гордостью подводить итоги жизни, которая, по большому счету, удалась. Сейчас Стерн чувствует, что он в долгу перед Кирилом еще и за то, что доктор Пафко каким-то непостижимым образом дал ему возможность снова почувствовать вкус к жизни, а не только за «Джи-Ливиа».