Райдер оперся на ладони, его крепкие руки напряглись, а в глазах столкнулись беспокойство и желание.
— Черт. Я сделал тебе больно. Ты и так ранена, я…
Я обвила его шею руками, пытаясь притянуть обратно, но он не поддавался. Его мышцы напряглись, будто он боролся сам с собой, но я поднялась навстречу и прикусила его нижнюю губу, втягивая в себя. Он застонал, удерживая себя в этой позиции всего одно мгновение, а затем сдался и ответил на поцелуй с такой яростью, что пламя между нами разгорелось так сильно, что готово было поглотить меня.
Я провела пальцами по гладкой линии его спины, затем вниз, по изгибу его талии, к пуговице на брюках. Он остановил меня, прежде чем я смогла расстегнуть ее, и, отстранившись, практически сорвал с меня фланелевую рубашку, обнажая тот же самый простой бюстгальтер, который я носила всю неделю.
Он одобрительно рыкнул, одной рукой находя затвердевший сосок сквозь ткань, а губами снова накрывая мои, наши языки переплетались в борьбе. Теоретически, в этом поцелуе не было ничего такого, чего я не испытывала раньше, и все же он менял меня. Оставлял на мне клеймо. Я знала, что больше никогда не почувствую ничего подобного. Такой жгучей потребности, такого необузданного желания, которое мог утолить только он.
Райдер расстегнул мой бюстгальтер, отбросил его в сторону и наклонился, жадно прижимая губы к моей груди, одновременно лаская другую рукой. Все нервы в теле загорелись, напряжение в воздухе потрескивало, словно разряды молнии.
Его руки скользнули вниз, расстегнули мои джинсы, стянули их, пока он покрывал меня поцелуями и нежными покусываниями. Когда на мне остались только трусики, он снова навис надо мной, наши губы встретились, но я чувствовала, что он все еще сдерживается. Все еще боится причинить мне боль.
Я не хотела, чтобы он сдерживался. Мне нужно было все, что он мог мне дать.
— Не смей сдерживаться. — прошептала я ему в губы.
Его взгляд метнулся к моему, и я резко подалась бедрами вперед, создавая напряжение, которое вызвало стоны у нас обоих. Он осыпал мое ушибленное горло влажными, жадными поцелуями, затем начал опускаться ниже, пробуя на вкус каждый сантиметр моей кожи.
Мои бедра вздрогнули, когда его щетина коснулась их, и я выгнулась, когда он впился в меня губами, несмотря на тонкую ткань трусиков, а затем почти разорвал их, прежде чем его поцелуи опустились еще ниже.
Я задрожала, теряя последние остатки контроля.
Его пальцы присоединились к губам, и я заскулила. Это было слишком. Слишком много, но в то же время недостаточно. Я зарылась пальцами в его волосы, заставляя его поднять голову. В его темных, как бездна, синих глазах танцевала усмешка.
— Что-то не так? — дразняще спросил он, прекрасно зная, что все было именно так, как надо.
— Я сейчас разломаюсь…
Я задышала чаще, когда его палец нашел мой центр.
— Честный обмен, дорогая. Ты разрушала меня с того самого дня, как появилась.
Эти слова… Я их любила и ненавидела одновременно. Я хотела исцелять, а не оставлять еще больше ран.
Я потянулась к его плечам, пытаясь вернуть его лицом к лицу со мной, но он не позволил.
— Это ты начала. — сказал он. — И ты можешь остановить это в любую секунду. Но если мы продолжим, я должен контролировать процесс. Ты не ведешь здесь. Тебе придется довериться мне.
Он замер, ожидая ответа, его глаза, темные, сияющие, были полны обещаний и чувств, которые я боялась назвать вслух.
— Каков твой выбор, дорогая?
Мое тело жаждало того, что он предлагал. Мне был нужен этот выход, этот взрыв. И, возможно, я так же сильно нуждалась в том, чтобы отпустить контроль, как он — в том, чтобы я ему его передала.
Мы смотрели друг на друга несколько долгих мгновений, прежде чем я сглотнула и кивнула.
Его мягкая ухмылка превратилась в ту редкую, открытую улыбку, которую я видела так редко.
Он склонился снова, язык и руки продолжили свое разрушительное колдовство.
Наслаждение накатывало слишком быстро, слишком сильно, и когда разряд настиг меня, я задрожала с головы до ног, мое тело затопили волны экстаза.
Я утонула в матрасе, конечности расслабились, но все еще подрагивали.
Райдер медленно вернулся ко мне, снова осыпая поцелуями каждый сантиметр, пока не добрался до моих губ, и поцеловал так мягко, что это было полной противоположностью той дикости, что была минутами ранее.