Это было сокровище, которое я не собирался принимать как должное. Ни один момент с ними не был для меня чем-то обыденным. Я ценил их так, как они того заслуживали.
Когда песня сменилась на более медленную, Адди отпустила мою руку, подняла ведёрко, оставленное у магнитофона.
— Пойду соберу яблоки для Наны.
Моё сердце каждый раз замирало от радости, когда она называла маму так.
Мы с Джиа смотрели, как она аккуратно собирает фрукты, подбирает с земли, тянется за теми, что свисают с веток. Потом Джиа обвила мои плечи руками, прижала наши бёдра друг к другу — настолько, насколько позволяли её тёплые одежды и мой плотный рабочий пуховик.
Она покачивалась со мной в такт музыке. Медленно, чувственно.
— Ты танцевал со мной под эту песню перед тем, как сделать предложение. — с улыбкой напомнила она.
— Чёртовски хорошая песня.
Её улыбка стала шире.
— Помнишь, о чём мы тогда говорили?
Я нахмурился, вспоминая.
— Мама тогда донимала меня разговорами о внуках. Мы обсуждали, сколько детей у нас будет.
Всё стало на свои места. Тогда она сказала, что хочет двоих. А я ответил, что хочу целую ораву. Достаточно, чтобы заполнить все пустые комнаты внизу.
— Помню. — тихо ответил я.
— Думаю, нам пора начать работать над этим.
Мои ноги замерли, кровь наполнилась радостью и надеждой.
— Что?
Она рассмеялась, и её смех был легче и прекраснее любой снежинки.
— Давай заведём ребёнка, ковбой.
Мои руки скользнули к низу её куртки, пытаясь пробраться под неё, найти гладкую, тёплую кожу её живота. Одна только мысль о том, что он станет округлым и полным, потому что внутри неё будет расти наш ребёнок, заставила меня напрячься. И тут же я стал слишком болезненно осознавать, что позади нас Адди поёт и танцует, собирая яблоки.
— На тебе слишком много одежды, дорогая. Мы стоим посреди чёртового замёрзшего поля. Адди тут с нами, а ты говоришь мне такое сейчас? Это жестокое и бесчеловечное наказание.
Джиа коснулась моих губ. Они были холодными, но в то же время обжигали, и по моему телу прокатилась волна желания. Если бы Адди не была рядом, я бы уложил Джию прямо на эту холодную, твёрдую землю и посмотрел бы, насколько сильно мы можем растопить лёд вокруг себя.
— Ты сможешь отыграться, когда мы вернёмся домой. — прошептала она.
— Адди, мы с Джией должны уйти. Берите ведёрко, поможешь Нане печь пироги. — крикнул я.
Джиа рассмеялась, но я уже подхватил её на руки и зашагал через поле.
— Поставь меня на землю! Ты не дотащишь меня до дома.
— Посмотрим.
— Адди, забери магнитофон! — крикнула Джиа через моё плечо.
— Оставь эту чёртову коробку! Когда сядут батарейки, я пошлю Рамона за новыми! — крикнул я в ответ.
Мы прошли уже больше половины пути, когда Адди догнала нас. Она подняла голову и посмотрела на Джию с тревогой в глазах.
— С Джией всё в порядке?
Чёрт. Я ненавидел, что заставил её волноваться. Я медленно опустил Джию вниз, поддерживая, пока она не встала на ноги.
— Всё хорошо. Просто я торопился. У нас с Джией есть одно срочное дело.
Адди всё ещё выглядела неуверенной, и я слегка дёрнул её за косичку.
— Честное слово, милая. Всё просто замечательно. Лучше, чем в любом сне, который я когда-либо мог бы себе представить. Ты. Джиа. Семья, которую мы построили. Моё сердце наполняется радостью каждый чёртов день, и я не могу поверить, как мне повезло.
Лицо Адди озарилось широкой улыбкой, от которой внутри меня всё потеплело. Такая же улыбка смотрела на меня каждое утро из зеркала.
— Ты должен доллар в банку за ругательства, папа!
И тут же сорвалась с места, бегом устремившись к дому, где мама наверняка уже ждала её, чтобы усадить рядом, повязать передник и дать ей разминать тесто, мешать и печь.
Как только наша дочь взбежала по ступенькам крыльца, я закружил Джию в своих руках и накрыл её губы своими. Я жадно поглощал эти нежные, тёплые губы — так же, как делал это каждый день вот уже больше года. Так же, как буду делать это каждый день следующие сто лет.
Она всегда будет моей. Я всегда буду её. Между нами ничто не встанет.
…Кроме чертовски большого количества одежды.
♫ ♫ ♫