Джиа, похоже, это понимала. Её лицо смягчилось, выражая сочувствие, и я почувствовал, как это чувство оседает где-то внутри меня. Но я не был уверен, что Адди будет комфортнее с Джиа только потому, что та женщина.
Лицо девочки оставалось пустым и настороженным. Она одной рукой сжимала запястье другой, впиваясь ногтями в кожу — как уже делала раньше, когда пыталась не уснуть. На запястье виднелись красные следы, будто она делала это не раз. И это снова больно ударило по мне.
— Я могу помочь, но не обязан, — сказал я. — Джиа может… Или ты справишься сама?
Она кивнула.
— Ты уверена?
Кивок.
— Ладно. Мы с Джиа будем ждать прямо за дверью. Если что, просто позови или постучи по стене, и мы сразу придём.
Я вышел, и Джиа последовала за мной. Закрыв за собой дверь, я прислушался. Долгая тишина. А потом послышался всплеск воды.
В груди неприятно сжалось. Глаза защипало. Я не был уверен, что выдержу ещё один такой эмоциональный удар за этот день.
На лице Джиа всё ещё оставалось это мягкое, сочувственное выражение, и я ненавидел его. Я хотел видеть ту дерзкую, уверенную девушку, с которой столкнулся в первый раз.
— Мне жаль, — тихо сказала она. — Это… Я даже представить не могу, как тебе сейчас.
Я провёл рукой по бороде, но ответить было нечего. Каждая минута тянулась мучительно долго, вскрывая старые раны, открывая сердце, которое я так долго держал закрытым.
А ведь вполне могло оказаться, что Адди вообще не моя. Что её настоящий отец найдётся и потребует её назад. И неважно, заслуживает ли он её или нет.
Я ходил по комнате взад-вперёд, ожидая. И когда уже был готов войти, чтобы проверить, всё ли в порядке, Адди вышла сама.
Её волосы были мокрыми, прилипли к лицу, и я сомневался, что она до конца смыла шампунь, но это можно было исправить потом. На ней снова была моя футболка, и она дрожала.
— Забирайся, — сказал я, откидывая одеяло. — Так согреешься быстрее.
Когда я укрывал её, заметил, что её рюкзак снова собран. Все её вещи снова были в нём. Это причинило боль, которую я даже не мог выразить.
— Хочешь, я почитаю тебе что-нибудь? — спросил я.
Она покачала головой.
Новая вспышка боли.
— Я, конечно, не так хорош, как мой брат, но читать умею, — попытался я пошутить, стараясь говорить так же легко, как мама. Меня вознаградили едва заметным подёргиванием уголка её губ. Но она снова покачала головой.
— Ладно, тогда… Спокойной ночи.
Я провёл рукой по её мокрым волосам, но она тут же отстранилась, утопая в подушке.
Моя челюсть сжалась, но я быстро убрал руку и направился к двери.
— Спокойной ночи, Адди. Я в соседней комнате. Если что-то понадобится, просто приходи или постучи по стене, ладно? — сказала Джиа.
Адди кивнула.
Когда я уже собирался выйти, мне вдруг пришло в голову: а вдруг ей нужен ночник?
— Оставить свет? Можем оставить включённым в ванной и прикрыть дверь, чтобы он не был слишком ярким. Завтра купим тебе ночник, если хочешь.
Я болтал. Как Мила или мама.
Но Адди снова покачала головой.
Ну, значит, темнота так темнота.
— Я знаю, что встретиться со мной вот так было непросто, милая. Но как бы это ни случилось, хочу, чтобы ты знала: я рад, что ты здесь. Рад, что могу узнать тебя. — мой голос был хриплым от слёз, которые я ненавидел показывать, особенно при спокойной брюнетке, стоящей за моей спиной.
— Папа?
Боже. Этот шёпот разорвал меня на части так, как я даже не мог себе представить.
Я с трудом сглотнул ком в горле и выдавил:
— Да?
— Я остаюсь?
— Да, милая, ты остаёшься. Ты остаёшься, и ты в безопасности.
Она снова кивнула и забралась ещё глубже под одеяло, полностью спрятавшись под ним. Такая маленькая, такая хрупкая… Казалось, будто в постели вообще никого нет.
Рука дрожала, когда я выключал свет и тихо закрывал за собой дверь.
Мои глаза встретились с глазами Джиа. В них тоже стояли слёзы. Она провела длинными пальцами по векам, а потом глубоко вздохнула и выдохнула:
— Вот, черт.
И, честно говоря, я не знал, что ещё тут можно сказать. Если бы я попытался произнести хоть слово, меня бы прорвало. Я разревелся бы, как Мила, когда случайно подстрелила ворону и потом час рыдала над её тельцем.
Глаза Джиа были тёплыми, понимающими. В них отражались все мои эмоции, словно она читала меня, виделась суть каждого переживания. Я хотел бы это ненавидеть, но не мог. Вместо этого в голове вспыхнула мысль — а не попытаться ли утопить все эти чувства в жарких поцелуях, в движении языков, в слиянии тел?