— Я выезжаю, — сказал я.
— Не надо. Он так и не пришёл в себя, а здесь уже ничего не изменишь. МаК оформляет бумаги. Мама с Сэди уже уехали домой.
Горло сжалось, и я не смог сразу ответить.
Мэддокс тяжело вздохнул.
— Не обижайся на меня и не считай себя ответственным за это, придурок. Ты ничего не мог сделать. Ты был там, где должен был быть — заботился о наших дочерях. Нам всем это было нужно не меньше, чем маме было нужно поплакать без посторонних глаз.
Я не привык думать о ребёнке в первую очередь, но понимал, что Мэддокс прав. Если бы я был в больнице, а он остался бы дома с Милой, я бы тоже всё понял. Мы бы не хотели, чтобы Мила видела, как дядя Фил делает последний вздох. Просто так сложилось, что в этот раз выпало мне. А я привык быть тем, кто контролирует ситуацию, если что-то идёт не так.
— Как мама?
— Ошарашена. Кажется, никто из нас не верил, что Фил когда-нибудь умрёт. Он был слишком упрям, слишком жаден до жизни.
— Он ел всё подряд, пил ещё больше, выкуривал по пачке в день. Я удивлён, что он протянул так долго.
— Ему было всего шестьдесят пять.
Мы замолчали на мгновение, прежде чем Мэддокс снова заговорил:
— Мила нормально устроилась?
— Не думаю, что ты сможешь её оттащить от Адди.
— И как Адди к этому относится? — в голосе брата послышался смех.
— Она разговаривает полными предложениями. Плечи расслаблены. Мила творит чудеса. Так что я только за. — Проклятый ком в горле снова давал о себе знать.
— Ей завтра в школу. Что будешь делать с Адди?
— Не думаю, что школа пока вариант.
Мэддокс не стал спорить.
— У нас с МаК утренние смены, так что утром Рианна заедет за ней.
— Я могу отвезти её в школу. Мне нужно вернуться на ранчо и проследить, чтобы строительство шло по плану. Хочу навестить маму и понять, чем ей можно помочь.
— У Милы всё равно там рюкзак и школьные принадлежности. Пусть Рианна этим займётся. Может, она поможет и с обучением Адди. Что-то вроде домашнего обучения.
Такой вариант мне даже в голову не приходил, потому что я не привык думать о детях и образовании.
— Поговорю с ней.
— МаК вышла, так что я пойду. Люблю тебя, придурок.
— И я тебя, засранец.
Мы положили трубки, и я повернулся к женщине, которая всего минуту назад сидела у меня на коленях, наши языки сплетались, а тела искали друг друга. Момент был потерян, но стоило мне взглянуть на неё, как внутри снова вспыхнул огонь. Между нами по-прежнему искрила напряжённость, но теперь дистанция позволяла мне хоть немного прислушаться к тем самым предостерегающим сигналам, которые всё это время вопили.
Она потянула за косу, и я снова ощутил её мягкость под своими пальцами. Вспомнил, как дернул её назад, открывая гладкую линию её шеи, как почувствовал под губами бешеный ритм её пульса, присвоив его себе на несколько дразнящих секунд.
— Мне стоит поспать пару часов, прежде чем сменить Энрике, — сказала она.
Я ничего не ответил. Просто не знал, что сказать, потому что мысли о ней в постели, раскинувшейся на шелковых простынях, заставляли меня хотеть только одного — продолжить с того места, где мы остановились.
Она раздражённо выдохнула от моего молчания, развернулась и направилась к лестнице. Уже на первой ступени обернулась.
— Не уезжай утром без нас.
— Как долго, по-твоему, нам придётся так жить?
Её пальцы сжали перила.
— Честно? Не знаю. Но мы всё ближе, слой за слоем, и скоро доберёмся до сути.
Когда я снова не ответил, она закатила глаза.
— Спокойной ночи, Райдер.
— Спокойной ночи, Джиа.
Её лёгкие шаги стихли на лестнице, исчезая в ночи.
Я должен был сказать что-то ещё после того, как мы чуть не сорвали с себя одежду и не рухнули в бездну вместе. Но если бы я открыл рот, единственное, что оттуда вырвалось бы — отчаянная мольба прийти ко мне в комнату. А у меня ещё оставалось достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что это была бы катастрофа.
Поэтому я отпустил её.
И надеялся, что моя отстранённость заставит её сделать шаг назад. Потому что я был чертовски уверен, что сам оттолкнуть её уже не смогу.
♫ ♫ ♫
Я едва успел разбудить и накормить девочек, когда в дверь постучала Рианна. Джиа не было, как прошлым утром, потому что она сменила Энрике и теперь патрулировала дом, словно королевский стражник. Это вызывало во мне какое-то первобытное, дикое раздражение — я не хотел, чтобы именно она стояла на передовой, если опасность всё же нагрянет.
Я знал, что она умеет постоять за себя, но мысль о том, что она встретится с угрозой одна, бесила меня. Впрочем, мне не нравилась и идея того, что первым рубежом обороны был Энрике — тот, кому я до сих пор не доверял. А ещё хуже было осознавать, что он сейчас спал в спальне, которую я уже начал считать комнатой Джиа. Это злило меня даже больше, чем сама мысль о том, что она мёрзнет снаружи, охраняя нас.