Мы с моим гостем провели приятный день на скачках в Кастертоне. Ближе к вечеру мы обсуждали неудачу тренера из Маунт-Гамбира, который привёл на скачки трёх лошадей, но каждая из них заняла второе место.
Затем мой гость рассказал мне о тренере из его округа, который недавно столкнулся с чем-то ещё более неприятным. Я тут же начал рассказывать о замечательной череде второстепенных достижений тренера Фредерика Шаделя (в павлинье-голубой форме, чёрных рукавах с обшлагами и кепке в горошек), но потом вспомнил, что этот человек был одним из ведущих тренеров на ипподроме Мерлинстон в самом южном городе Нью-Аркадии. Я закончил свой рассказ, добавил необходимое оговорку и был рад, что мой спутник не стал ничего комментировать.
Городок, где я живу, находится далеко от побережья, и морозы там суровые, а зимними ночами ярко светят звёзды. Однажды, несколько лет назад, в один особенно холодный вечер, я прервался, записывая в соответствующую папку результаты какого-то менее престижного забега. Я вспомнил, как слышал от преподавателя педагогического колледжа, где я учился в конце 1950-х, что он мог многое узнать о человеке, если знал, чем тот занимается в свободное время, когда свободен от всех забот и обязанностей. В тот холодный вечер я понял, что, возможно, читаю какую-нибудь классическую литературу или слушаю какой-нибудь музыкальный шедевр. Возможно, я даже провожу лето в Европе, возможно, посещая могилу Марселя Пруста или Эмили Бронте. Вместо этого я сидел, съежившись над столом в каком-то отдалённом городке, изучая результаты забегов и изменчивые судьбы персонажей, известных только мне. Иногда я чувствовал себя немного неловко по этому поводу, но теперь я так не чувствую после того, как узнал от одной из моих давних корреспонденток, человека с выдающейся квалификацией в своей профессии, что она регулярно консультируется с психоаналитиком и что во время своей последней консультации она целый час обсуждала архетипические метафоры, обнаруженные в недавнем сне.
Я никогда не понимал, что такое архетипы, но иногда задавался вопросом, не меньше ли удовлетворение, которое я получаю от изучения одной из моих таблиц, показывающих порядок лошадей на Кубке Готленда или в скачках с препятствиями Большого Саутленда, или от изучения последних шести стартов кобылы Фестун (синие, фиолетовые и белые рукава с обручами, чёрная шапочка) или мерина Родриго (бледно-голубые, бордовая околыш и шапочка), чем удовлетворение, получаемое другим человеком от его или её работы с архетипами. Я уже упоминал в другом месте этого сборника о своём полном отсутствии интереса к классическим или любым другим
своего рода мифология. Мне нравится думать о персонажах и событиях, записанных в моём Архиве Антиподов, как о части моей собственной мифологии. Конечно, постоянное и неизбежное расширение архива служит для меня иллюстрацией концепции бесконечности. Я где-то писал о своём желании, чтобы некоторые книги никогда не кончались. (Это может показаться ребячеством, но моя жизнь как писателя и читателя научила меня, что это желание осуществимо.) Архив трудно сравнить с книгой. Чаще он кажется отражением разума человека, впервые его открывшего, и я никогда не мог представить его конечным. Расширение архива, или, точнее, ментальных образов, обозначенных записями, зависит от появления чисел, сгенерированных случайным образом в соответствии с процессом, который я сам придумал. Цифры взяты со страниц объёмного издания « Белых страниц» Мельбурна за 2003 год. Чего я до конца не могу понять, но что постоянно меня радует, так это того, что многие события на ипподромах Антиподов, по всей видимости, являются в значительной степени результатом человеческого планирования. Попытки объяснить это вызывают приятное головокружение.
Некоторые из писем, которые пришли ко мне после публикации «Что-то для Боль была резким напоминанием о том, как мало я знал о реальной работе индустрии скачек, как её сейчас называют: как много я мечтал о них, не зная личностей, вовлечённых в неё. АР (Альф) Сэндс, человек, которого я назвал полубогом в главе о нём, не скопил состояния, которое было бы достойной наградой за его гениальность, которой я его считал. Одна из его внучек в любезном письме ко мне описала его скромную, хотя и комфортную, пенсию. В последние годы жизни он мало интересовался скачками. Он всё ещё вставал около рассвета, но не для того, чтобы готовить лошадей к победе в условиях неравного соотношения сил. Он наслаждался своим плодородным огородом.