Неторопливо принявшись за еду, Ковалев внимательно наблюдал за входом.
Через долгих 20 минут жизнерадостная фигура 52-летнего Шнайдера-Шверте появилась у входа. Он прошел к вегетарианской раздаче и взял целую тарелку какой-то зеленой гадости. С ним приветливо здоровались служащие столовой, студенты и коллеги. Недавний людоед, который поставлял во время войны медицинские инструменты из Нидерландов Зигмунду Рашеру, врачу - изуверу и занимался изъятием результатов лабораторных исследований в ходе экспериментов над людьми в концентрационном лагере Дахау, пользовался у соотечественников неподдельным уважением…
Бывший эсэсовец, улыбаясь, сел за столик к двум симпатичным студенткам. Вскоре девушки попрощались с профессором и покинули помещение столовой. Тогда Ковалев, прихватив с собой чашку с недопитым кофе, сел на стул напротив Шнайдера.
- Добрый день, господин гаупштурмфюрер!
Эффект был чудовищной силы. Профессор выронил вилку и побледнел так, что генерал подумал, как бы того не разбил инсульт.
Ханс вцепился двумя руками в столешницу стола так, что побелели пальцы.
- Как поживает фрау Линда?- продолжал Ковалев медовым голосом, прихлебнув из чашки остывший кофе, и приблизив к нему лицо спросил:
- Помните меня, профессор?
Все-таки закалка в рядах «охранных отрядов» Гитлера была серьезной. Ханс Шверте мужественно взял себя в руки.
- Господин Мунц. Карл Мунц.
- У вас прекрасная память. Однако, настоящее мое имя Владимир Ковалев.
- Русский? – в глазах профессора мелькнула паника.
- Именно. Гражданин страны, сломавшей фашистской сволочи ее мерзкий хребет.
- И что вы намерены предпринять, господин Ковалев?
- Я намерен восстановить справедливость, господин гаупштурмфюрер.
- Не называйте меня так. Я уважаемый человек, доктор наук, профессор…
- Это не умаляет ваших эсэсовских заслуг на ниве изощренного истребления ни в чем неповинных людей. Вы должны оказаться, дорогой Ханс, на скамье Нюрнбергского суда.
- Суд — это балаган. Там кто лучше лжет, тот и выигрывает. Самые суровые судьи – мы сами. Я денацифицировал себя сам. Я стал совершенно другим.
- Посмотрим, что скажет общественность, когда узнает о вашем грязном прошлом.
Казалось, Шверте-Шнайдер постарел на 20 лет. Ковалев буквально слышал, как скрипят ученые мозги в голове профессора, просчитывая варианты, позволяющие найти выход.
- У вас есть дети, Шнайдер?- спросил Владимир после продолжительной паузы.
- Да, сын. Не ввязывайте сюда детей…Что вам нужно, Ковалев?
- 22 года назад вы здорово меня надули, Ханс. Я едва не лишился жизни из-за этого.
- Я вас не понимаю.
- Я сильно на вас осерчал, - продолжал Ковалев, - я хотел даже учинить над вами самосуд, Шнайдер. Но потом понял, что убив вас, сделаю вам неоценимую услугу. В глазах благодарных немцев вы будете жертвой неизвестных бандитов, порешивших добропорядочного, заслуженного ученого, достойного мужа и отца…много чести для отставного эсэсовца, не так ли? Рано или поздно ваше черное прошлое станет достоянием общественности. И все это время вы будете жить под страхом разоблачения. Ничего ужасней медленной казни нет на свете. Но и это возможно только в одном случае. Иначе – я сегодня же передам вас властям.
- В каком случае? – Шнайдер трясся, как Каштанка Чехова. Наконец перед ним нарисовалась реальная перспектива сегодняшней встречи с этим ужасным русским.
- Те семь пластинок фирмы «Одеон» до сих пор у меня, Ханс. Но на них записано не то, что я надеялся услышать. Если вы сейчас все объясните и посодействуете возвращению артефакта в первоначальное рабочее состояние, я забуду ваше звание в табеле о рангах СС, вашу работу в штабе рейсхфюрера и многое другое, за что вам непременно положена виселица.
Речь старого разведчика произвела на профессора впечатление. Он понял, что выбора у него нет.
- Артефакт парный. Одна часть находится у вас – это семь пластинок. Вторая и главная все эти годы находилась у меня. Это пять особых игл для патефона, помеченных точками от 1-го до 5-ти, охватывающие каждая по 25 лет главных событий истории нашей планеты. Именно иглы являются источником информации, своего рода флеш-картами всех предсказаний, записанных Волеком Яффе в далеком 1912 году.
- Вам известно что-нибудь об этом Волеке?
Шнайдер замешкался только на секунду. Он уже решил ничего не скрывать. Слишком много стояло на кону.
- Я уверен, что это был гуманоид. Пришелец из далекого космоса. Точно такой же в феврале 1939 года членами тибетской экспедиции штурмбаннфюрера СС Эрнста Шефера был захвачен из потерпевшего катастрофу звездолета . Потом он содержался в специальной лаборатории на юго-западе страны, в подземном городе горы Хоэнтвиль. Исключительная важность обладания этой тайной подтверждает факт гибели всей команды СС, доставившей гуманоида в Германию, вскоре после этого события.
Возможно, в лаборатории были и другие гуманоиды. В результате контактов с ними выяснилось, что пришельцы проявляли интерес к человеческому материалу для проведения своих, одним им понятных генетических экспериментов. Немецкие ученые хотели получить доступ к инопланетной технике военного применения в обмен на биоматериал из заключенных, и подлежащих эвтаназии людей.
Для работы в этом направлении было создано "Зондербюро-13. Операция носила секретное название «Уранус». В "Зондербюро-13" привлекли опытнейших летчиков-испытателей и лучших ученых "третьего рейха", а также первоклассных инженеров специалистов по взрывам и заключенных концлагерей. Работы бюро велись на заводе в Бреслау.
- И были результаты?
- Почитайте книгу «Секретное оружие третьего рейха», написанную совсем недавно майором Рудольфом Лузаром. Лично мне доподлинно известно об одном летательном аппарате дисковидной формы, разработанном Генрихом Циммерманом и испытанный в 1942 году на полигоне Пенемюнде. Он был оснащен газотурбинными двигателями и мог достигать горизонтальной скорости до 800 км/ч; имел сходство с ныне набившими оскомину «летающими тарелками», имел диаметр 6 метров и прозрачную кабину в центре корпуса. На земле опирался на небольшие резиновые шасси. Для взлёта и горизонтального полёта, видимо, использовались управляемые сопла.
Ковалев знал о существовании таких аппаратов у Гитлера и о том, что часть документации, или даже почти все описания и чертежи их были обнаружены советскими офицерами. Академик Мишин, в ту пору сам принимавший участие в поисках заявил, что отчёты о немецких летающих тарелках изучались советскими военными учёными очень внимательно, однако никаких положительных выводов по поводу перспективы продолжения работ над этими аппаратами сделано не было.
- Ну что ж, - сказал Владимир , - я удовлетворен. Значит, мои пластинки запоют по-другому под вашими иглами, профессор?
- Я ведь и сам не успел тогда, в 39-ом, прослушать последние предсказания Волека.
- Так что? Едем в закрома?
- Нет-нет. Ехать никуда не нужно. Они здесь. В моем университетском кабинете.
Мы поднялись из-за стола, и пошли вместе, как два давнишних приятеля.
Кабинет профессора находился в главном корпусе университета и имел шикарный вид. Мебель сияла кожей, большой стол выглядел антикварным, стеллажи ломились от литературы.
Шнайдер молча прошел в угол комнаты и открыл сейф, встроенный в стену. Достал черный футляр и быстро передал мне. По всему было видно, что он как можно быстрее хотел избавиться от меня.
Я открыл футляр, убедился, что все пять игл на месте, и что каждая из них помечена точками.
Потом я убрал футляр во внутренний карман пиджака и спросил:
- Скажите, Ханс, а зачем этому Волеку было все так усложнять?
- Что именно?
- Ну, эти пластинки, патефон, иглы…
- Он просто адаптировал высокие технологии своего мира под существующие технические возможности того времени.
Я понимающе кивнул. Открыв дверь, посмотрел в его ненавидящие глаза и сказал вместо прощания:
- Вы мне тоже отвратительны, гаупштурмфюрер!
13 февраля 1961 года. Германия, Аахен, земля Северный Рейн-Вестфалия
В 9 часов утра делегация Русской Православной Церкви на автобусе отправилась в обратный путь.