Взмах. Разрезать воздух гулким ударом. Еще раз. Еще.
Как приятно. Словно глоток ночной прохлады. Люк припомнить не мог более приятного ощущения.
Бен с улыбкой наблюдал за юношей. Почему он так долго тянул? Боялся? Чего может бояться рыцарь джедай, с младенчества управляющий страхом? Неужели призраков прошлого?
Люк отличался от Энекина во всем. В первую очередь – темпераментом. Потом, у этого мальчика не было ТАКОГО детства, такого резкого взросления. Зачем же было столько выжидать?
- Я могу забрать его с собой?
- Да. Можешь.
- А вы умеете им пользоваться?
«Ох, сколько же времени я не занимался фехтованием».
- Когда-то умел.
- Вы научите меня?
- Ну, конечно.
- Мне пора уходить. Можно заехать к вам вечером? Я не помешаю?
- Нет. Приезжай. Буду рад. Во всяком случае, это полезней гонок в каньоне.
- Я тоже так думаю, – согласился Люк.
У него был такой сияющий вид, что сердце старого рыцаря сжалось от дурного предчувствия.
«Значит, ничем не похож? Оби-Ван Кеноби, ты идиот. Однако ты не оставил себе выбора. Сколько лет можно дуть на водичку, обжегшись на молоке? Люку нет дела до твоих демонов. А вот кое-кому придется поглубже похоронить собственные сомненья. Делай или не делай. Попытаешься – обязательно упадешь».
Именно так, а не иначе.
Подлетая к ферме, Люк, посмотрел на время: ох, он опаздывал уже на два часа, несмотря на то, что выжимал максимум из спидера. Дядя будет вне себя. И не факт, что отпустит вечером к Бену.
Припарковать спидер. Достать и занести в мастерскую запчасти.
- Люк, – кричит тетя Беру, – иди есть. И не забудь помыть руки.
Как будто он маленький.
Странно, что его не ругают. Дядя вполне благодушно осведомляется:
- Что тебя так задержало? Были проблемы со спидером?
Вот, сейчас начнется!
- Нет, просто я был в архиве.
- Я же велел тебе забыть об этом.
- Но сегодня я нашел кое-что... – Люк делает паузу. Бена в качестве источника информации выдавать не стоит, поэтому он упомянул архив, куда и в самом деле заходил. Увы, сведения по Энекину Скайуокеру были засекречены, кроме одного факта из детства.
- И что же ты нашел?
- Я выяснил, что он родился здесь.
- Ну и новость! Разве ты не знал это заранее?
- Я выяснил, что его мать, мою бабушку, звали Шми Скайуокер, и она была рабыней у Уотто, – Люк внимательно наблюдал за опекунами. Они встревожено переглянулись. – И что маленький раб Уотто выиграл гонку в десять лет, а потом покинул эту планету, – дядя с непроницаемым видом ел, а вот тетя беспокойно смотрела на обоих. Интересно. – И стал рыцарем джедай, – после слова «джедай» Оуэн Ларс уже поперхнулся, – Дальнейшие сведения о нем, увы, засекречены, и узнать как он погиб я не смог.
Люк сверлил опекунов пронзительный взглядом. Все-таки Бен сказал правду! Других объяснений их поведению просто нет.
Молчание затягивалось.
- Почему? – спросил Люк. – Зачем вы скрывали все от меня?
- Потому что мы не хотели, чтобы у тебя была такая же судьба, – мягко сказала тетя Беру.
- Поэтому вы отговаривали меня от Академии?
- Да. Мы не хотим, чтобы ты погиб молодым.
- Лучше похоронить себя заживо в этих песках? Как вы? – возмутился Люк.
- Никто никого не хоронит. Это жизнь...
- Это вот жизнь?!
- Да. Она вот такая, – отозвался дядя Оуэн. – Думаешь, настоящая жизнь – это гонки в карьере? Думаешь, пилоты только и показывают воздушные фигуры и оттачивают мастерство? А то, что они гибнут тысячами, еще большим числом калечатся – ты не знаешь? И это есть жизнь?
- Для фермеров – возможно, это не жизнь. И вам этого не понять.
- Ну куда уж нам...
Четко и зло:
- Я все равно запишусь в Академию. И вам придется это принять.
- Я не дам тебе разрешения. И тебе тоже придется это принять.
- Я не фермер, – Люк поднялся из-за стола, не без шума отодвигая еду, и выскочил на улицу.
- Он, кажется, завел спидер. Может, остановить его? – спросила Беру.
- А, пусть, – махнул рукой Оуэн. – Прокатится – выплеснет раздражение, успокоится.
- Твои возражения задержат его всего лишь на год. После совершеннолетия – он будет свободен.
- За год многое может измениться.
- Оуэн! Люк, действительно, – не фермер. Он во многом похож на отца.
- Этого-то я и боюсь.
ГЛАВА 3. АНАЛИЗ И САМОАНАЛИЗ
Сколько она уже находилась здесь? Сутки, двое, больше? Мон потеряла счет времени. Она не могла сказать, день или ночь сейчас. Хотя это неважно, – в космосе всегда ночь.
После перелета задержанных перевели. Куда? Она могла только догадываться. Вероятно всего, на ту самую станцию, за чертежи которой ее арестовали.
Странно, что ей сохранили жизнь. И вообще – оставили в покое. Она ждала следствия, изнуряющих допросов и дознаний. Она была готова к ним. Готова была стойко принимать все испытания. Но ничего подобного не последовало. Про нее словно забыли.
И это было самое тяжелое наказание.
Одно дело быть мученицей при свидетелях. И совсем другое – в одиночестве. Когда твое второе «я» не аплодирует удачным фразам, а спрашивает, подло так спрашивает: «Зачем?».
Зачем все это?
Честь, долг, надежда для Галактики. Какая смехотворная патетика!
Ты – не девочка и понимаешь, что власть – это всегда насилие. С целью не допустить хаос.
Чертежи такого оружия – это путь к анархии.
Или противовес?
Мысли путаются, и ты начинаешь сомневаться, а на самом ли деле ты правильно поступила. Имела ли право подвергать подотчетных тебе людей опасности?
В любом случае, история не имеет сослагательного наклонения.
Второй день на искусственной луне, очередные сутки с людьми, насквозь фальшивыми от поз и апломба. Чем же тебя раздражает их поведение? Отсутствием привычного страха? Или – насмешками над тем, что им не дано, чуждо и оттого пугает?
А, возможно – тем, что они решились на военный переворот?
Тебя всегда злили подобные глупцы, а уж степень абсурда на этот раз зашкаливает все допустимые нормы. Так что понятно и раздражение, и даже срыв на адмирала Мотти. Понятно – но едва ли приемлемо. Или ты хочешь «пободаться» на их же уровне?
Улыбка отозвалась болью. Тебе не положено улыбаться. И смеяться тоже. Прерогатива Императора и посягать на нее не стоит.
Улыбка становится шире.
Предубеждения, предубеждения, предубеждения. Какую же власть они могут и играют над всеми. Особенно – над политиками, призванными олицетворять объективность. Или цинизм – как шепчет внутренний голосок. Итог прост: все мы просто тонем в цинизме, а объективность: м-да, мечты-мечты. Император кажется многим чудовищем, страшным диктатором, но предоставьте его возможности, например, тому же адмиралу Мотти или губернатору и получите крайне неприятную особу. Неприятную – это еще мало сказано. Некомпетентный для такого поста человек, со светлой верой в свою непогрешимость, собственное превосходство и нетерпимостью к иному залил бы Галактику кровью своих подданных. Пари: его убили бы через год – если бы раньше не развалилось государство. Это в лучшем случае. Существуют же отдельные: гм, доброхоты: и клинок отведут, и посоветуют: глядишь, и реанимируют то, что надо срочно предать анафеме. Вот тогда мир получает извергов, которых никто и ничто не ограничивает в желаниях. И тот, кто считает таким Императора: вероятно, слабо представляет значение слова «плохо».
Вейдер мог читать мысли, но тут даже это было лишним. Таркина и компанию, а вернее свиту, будем называть вещи своими именами, выдавали даже самые поверхностные эмоции. От этой компании фонило манией величия и паранойей.
Немотивированная гордыня пронизывала все: от внешнего вида до поведения, до смешных попыток все контролировать, отдавать распоряжения всем и каждому. Даже ему. Было весело подыграть чужому самолюбию. И размышлять:
Размышлять о том, что Уиллхуф Таркин, много на себя берет, действуя, не имея на то никаких официальных полномочий, не в своем регионе. О том, что он принимает адмиралов, коллег, как главнокомандующий.