Эри тогда работала в БДСМ-клубе четыре дня в неделю, и ей это почти нравилось. Она жила со своей собачкой в квартале неподалеку. Иногда я приходила туда с подругой из сауны, в ее крохотную квартиру, где было много безделушек и пахло псиной. После работы в баре я приходила туда самая последняя и приносила «Хёкэцу», пиво «Танрэй» и воду из магазинчика посреди квартала. К этому времени моя подруга из сауны была уже хорошо выпившей, и хотя она приносила закуски и дешевое сётю, мы еще потом два раза ходили за алкоголем. Как-то раз, когда я стояла на улице и курила перед походом в магазин, уже светало.
Точно, Эри не курила, поэтому у нее я выпивала только раз. Я много раз была в квартире своей подруги из сауны, которая жила с мужчиной, – она жила к востоку от квартала развлечений, в большом доме, где можно было курить. Теперь она живет там одна.
Куда дели собачку Эри?
Мне было на самом деле неинтересно, я курила уже вторую сигарету, но не знала, чем все кончится.
Эри куда-то уехала, не знаю. Может, у друга?
У друга, который следил бы за собачкой? А она не умерла? Может, собачка умерла, и она потом уехала.
Вспомнила. У того хоста.
Эри была старше меня на год, она жила и работала здесь, еще когда была подростком, вырвавшись из этого городка черт знает где. Но год назад она перестала ходить по барам и жила на подработки, работая где по десять дней, где по две недели, но с ежедневной зарплатой. Поначалу она писала, когда приезжала, а потом перестала. Иногда она писала с работы, что хочет умереть или вот-вот умрет, но нам было как-то все равно. Потом, два месяца назад, она отправилась в Осаку, где стала работать проституткой, поэтому тут уже стала снимать квартиру понедельно. Она не переехала отсюда: ей хватало денег на обе квартиры.
Я знала хоста, которого Эри называла «консультантом». Не думаю, что они спали вместе, Эри говорила, что он ей не нравится. Но она часто ходила к нему в клуб, и видимо не напрасно: он выслушивал ее жалобы за определенную плату и пару напитков, и даже за стол. Все это в высшей степени наивно, но каждая девушка из квартала хотя бы раз бывала в хост-баре.
Она не так уж и много на него тратила. Почему она поехала на эти заработки? Здесь ей было бы лучше.
Она спускала деньги на кого-то еще. А потом встретила кого-то третьего. Но я не знаю, почему она стала уезжать. Клиенты кончились. Или какой-то урод за ней ходил постоянно. Но сейчас таких девочек на работу уезжает много. Может, ей что предложили?
Здесь бы мы ей вправили мозги, когда она сказала, что хочет умереть.
Да нет, нет, вряд ли, я ее приглашала выпить, когда она такое писала, но она отмахивалась. Это, типа, все было не всерьез. Клиенты часто говорят, что хотят умереть, девочки все об этом и талдычат. Но среди них по-настоящему хочет умереть, ну, пара процентов, даже меньше, чем в лотерею выигрывают. Да и когда она писала, я не понимала, всерьез ли она.
Сколько бы раз я ни болтала об этом с подругой из сауны, она всегда отвечала одинаковыми длинными слегка выспренными фразами, но сейчас мы впервые заговорили о тех сообщениях, которые отправила Эри в день смерти. Все же я не думала, что могла бы сделать для нее что-то еще. Эри не хотела жить, а искать для нее причины жить дальше было выше моих сил. За полуприкрытыми занавесками виднелось небо, на котором гуляли красные отблески – может, полиция, скорая или вертолет, здесь такое бывало часто.
И на следующий день, и через день, и в следующий понедельник, возвращаясь домой, я продолжала слушать, как скрипят дверные петли и как вращается ключ. По крайней мере для меня этот ритм был четким – так что мне стало неловко, когда, остановившись на третьем этаже, я вспомнила, что нужно сходить за жидким мылом и что я забыла сигареты. По словам врачей, сейчас мне стоило бы находиться рядом с мамой, пока она еще жива, поэтому я приняла решение уйти из бара.