— Обри.
Его рука обхватывает мое колено, выводя меня из задумчивости.
— Извините. — Я моргаю, чтобы прояснить его размытое изображение. — Это....
— Я уверен, это шок, — мягко говорит врач.
Я киваю, думая, что это еще мягко сказано. Затем опускаю взгляд и кладу руку на живот. Гейб оставил мне частичку себя.
— Я сейчас заплачу, — шепчу я.
— Это понятно.
Доктор Хейз протягивает мне салфетку, я прижимаю ее к глазам и закрываю лицо.
Не знаю, сколько времени я сижу и плачу, но прошло достаточно времени, прежде чем я восстанавливаю контроль над своими эмоциями настолько, чтобы покинуть больницу. Приехав домой, я рассказываю своей семье эту новость. И впервые за несколько месяцев у меня появляется повод для радости.
ГЛАВА 1
Обри
Я свернулась на диване в гостиной с чашкой кофе в руках. Смотрю на угасающее пламя в камине, как оно мерцает и танцует. Раздается звук крошечных ножек, приближающихся в мою сторону, и я улыбаюсь. Моя Лира выходит из-за угла, протирая глаза, мое сердце тает. Моя девочка очень похожа на меня, от светлых волос до сине-зеленых глаз.
— Привет, детка.
Я отставляю кофейную чашку и протягиваю к ней руки. Лира забирается на диван и устраивается рядом со мной, закрыв глаза и положив голову мне на грудь. Я провожу пальцами по ее мягким волосам, изучая ее лицо. Четыре года пролетели как одно мгновение. В один момент я беременна, в другой — моей девочке исполняется три года, а завтра — четыре. Не думаю, что осознаешь, как быстро летит время, пока не станешь родителем и не увидишь, как твой ребенок растет у тебя на глазах.
— Можно мне блинчики на завтрак?
— Извини, детка, сегодня никаких блинчиков. Я уже приготовила тебе овсянку.
Я провожу пальцами по ее щеке, и улыбаюсь, когда ее нижняя губа выпячивается.
— А можно мне завтра съесть блинчики?
— Завтра ты можешь съесть на завтрак все, что захочешь, раз уж у тебя день рождения, — говорю я, и она отстраняется, чтобы посмотреть на меня.
— Можно мне завтра съесть на завтрак торт? — с надеждой спрашивает она.
Я улыбаюсь.
— Позволь перефразировать. Завтра утром ты сможешь съесть на завтрак все, что захочешь.
— Можно мне яичницу-болтунью Денвера и твои блинчики?
От ее вопроса у меня в груди возникает странное ощущение. Денвер стал неотъемлемой частью жизни Лиры с того самого дня, как она родилась. Я действительно не ожидала часто видеть его после смерти Гейба, но он вернулся в город вскоре после того, как я узнала о своей беременности, и с тех пор постоянно принимает участие в жизни Лиры. И моей — ну, настолько, насколько я ему позволяю.
Хотела бы я сказать, что между нами нет неловкости, но это так, и за последние четыре года эта неловкость только усилилась. Поначалу отношения были напряженными из-за нашей истории и ухода Гейба. Сейчас ситуация неловкая, потому что я нахожу Денвер по-настоящему привлекательным, но понимаю, что у нас нет будущего.
— Можно мне? — Тихий вопрос Лиры выводит меня из задумчивости, и я сосредотачиваю свое внимание на ней.
— Прости, детка. Каков был вопрос?
— Можно мне яичницу-болтунью Денвера и твои блинчики?
— Я не знаю, какие планы у Денвера на завтрашнее утро.
— Ты спросишь его?
— Спрошу, — соглашаюсь я, без сомнения зная, что Денвер согласится, поскольку, похоже, он живет ради того, чтобы дать Лире все, чего пожелает ее сердце.
— Хорошо. — Счастливо улыбается она, и потом снова кладет голову мне на грудь.
Я прижимаюсь губами к макушке и вдыхаю ее аромат. Я живу ради этих моментов — времени, когда дочь хочет обниматься, времени, которые принадлежат только нам. В наши дни кажется, что она всегда мчится со скоростью миллион миль в час, пытаясь впитать как можно больше знаний. Мне кажется, она миллиард раз в день задает вопросы «Почему?» и «Что это?».
— Тебе нужно поесть, детка. Затем я отвезу тебя к бабушке, чтобы приступить к своей работе.
Я встаю, затем ставлю дочь на ноги. Беру свою чашку кофе, и мы с Лирой идем на кухню.
— Не хочу, чтобы ты работала, — говорит она, усаживаясь на барный стул и ставя ножки на подставку.
Я улыбаюсь.
— Я бы тоже этого хотела, но завтра в твой день рождения буду свободна, а потом наступят выходные.
Я наполняю миску овсянкой и ставлю перед дочкой вместе со стаканом апельсинового сока.
— Мы можем покататься на санках?
— Конечно, если на горке остался снег, и я спрошу не захотят ли бабушка с дедушкой тоже прийти.
— Йиппи!
Дочка вскакивает, вскидывает руки в воздух, вызывая у меня смех.
Я наполняю свою кружку кофе и добавляю немного сливок со вкусом лесного ореха, затем прислоняюсь к стойке, наблюдая, как моя малышка ест овсянку. После, отправляю ее наверх одеваться. Когда мы обе готовы, я отвожу Лиру к Шелби, которая сегодня присматривает за ней.
Я приезжаю в офис в двадцать минут десятого, засекаю время и выхожу на улицу. Прохожу пешком пять кварталов до доков, где работаю заправщиком. Я лично не заправляю судна, которые заходят в порт, но отслеживаю, сколько бензина расходует каждая лодка, регистрирую информацию и выставляю счета в конце каждого месяца. Работа не вызывает восторга, но в основном я сама определяю свой график работы, что для меня, как матери-одиночки, является преимуществом.
Когда я почти добираюсь до небольшого ангара в самом конце доков, в котором работаю, вижу Барри, пожилого капитана рыбацкой лодки, болтающего с Лулу, женой владельца «Seaside Petroleum». Лулу и ее муж Бен — два самых добрых человека в округе, встретившись и пообщавшись с ними, вы никогда не догадаетесь, что у них больше денег, чем они могли бы потратить за всю свою жизнь. Они владеют не только компанией «Seaside Petroleum», но и двумя из четырех отелей в городе и рестораном на Главной улице. Я знаю супругов всю жизнь, что помогло мне устроиться к ним на работу в семнадцать лет, намного раньше, чем все остальные их сотрудники.
При виде меня лицо Лулу озаряется улыбкой, но видно, что она недовольна, и я не могу не улыбнуться, потому что уверена, что ее раздражает Барри. Она всегда злится на Барри, потому что он вечно ноет из-за своего ежемесячного счета. Ростом Лулу всего около полутора метров и сорока пять килограмм веса, но в ее мизинце больше беззастенчивости, чем у кого-либо, кого я встречала в своей жизни. Я думаю, она такая, чтобы компенсировать свой недостаток роста. Ее муж выше — метр восемьдесят ростом и весом около девяносто килограмм, и рыбаки, с которыми Лулу ежедневно имеет дело, почти такие же. Если бы у нее не было такой жизненной позиции, уверена, что всю жизнь мужчины ходили бы за ней по пятам.
— Привет, Лу. Все в порядке? — спрашиваю я, присоединяясь к их компании.
— Все хорошо.
Я смотрю на капитана.
— Как дела, Барри?
— То же самое дерьмо, только день другой, — ворчит он, и я замечаю, как Лулу закатывает глаза. — Насчет моего счета. Думаю, здесь ошибка.
— Барри, мы проходим через это каждый месяц, и каждый месяц ты платишь то, что должен за топливо. Неужели нам и сегодня нужно исполнять эту же песню. — Лулу упирает руки в свои стройные бедра.
— Я сделан не из денег, женщина, — фыркает он.
— Барри, ты знаешь, что я веду учет, и знаешь, что я никогда не выставлю тебе счет за топливо, которое ты не использовал, — напоминаю я ему.
— Может быть, на этот раз ты что-то напутала?
— Я этого не делала.
— Она этого не делала, — заявляет Лулу, теряя терпение. — Я просила ее фотографировать каждый раз, когда ты приходил за топливом, чтобы у меня было доказательство. Хочешь, я покажу тебе фотографии? — спрашивает она, приподнимая бровь.