На настенном календаре помечены праздничные мероприятия в школе, даты ближайших визитов к дантисту и число, когда нужно менять масло в моторе «эксплорера». Сегодняшний день, 1 мая, был подчеркнут, и написано «Даллас». В столовой Макгир нашел адресную книгу и, уходя, оставил записку с просьбой позвонить в полицию по возвращении.
О'Шонесси слышала, как у Макгира зазвонил другой телефон.
– Подождите, лейтенант, может, это они, – сказал он.
Через пять минут Макгир снова взял трубку.
– Да, это мистер Карлино звонил. Он с женой в международном аэропорту Далласа. Энн здесь, в городе, гостит у подруги, ее зовут Дженни Вул. Я проинформировал его, что мы нашли его машину. Он ответил, что сейчас на ней дочь ездит. Получив наше сообщение, он сразу позвонил подруге дочери, но телефон у нее был занят. Я сказал, что немедленно еду к Дженни Вул и перезвоню ему. Карлино, конечно, потрясен исчезновением дочери. Они с женой уже взяли билеты на очередной рейс. Вы завтра в Трентине на конференции будете?
– Да, но ты все-таки позвони, как только поговоришь с Дженни. А я в самолете высплюсь.
Макгир позвонил в час ночи.
– Дженни говорит, что Энн соврала, будто гостит у нее. Когда родители уезжают, у нее дома ее парень ночует.
«В десять вечера Энн должна была встретиться со своим дружком на пирсе».
О'Шонесси посмотрела на упаковку антиникотиновой жвачки на туалетном столике, но решила воздержаться.
– А она не боится, что родители могут позвонить Дженни, а ее там не будет?
– Девчонка все продумала. Мать обычно звонит ей утром, но не рано, так что после ночных забав она успевает приехать из дома к подруге. Она уже раза три-четыре так делала. Родители Энн и Дженни незнакомы, потому маловероятно, что обман раскроется.
– А Дженни не встревожилась, когда вчера утром Энн не появилась у нее?
– Еще как встревожилась, но решила, что подруга надралась и не может проспаться. А тут как раз звонит мать. Ей пришлось соврать, что Энн вышла в магазин за апельсиновым соком.
– Кто ее парень?
– Ларри Уайлдер. Дженни уже связалась с ним.
«Ну и ну», – подумала О'Шонесси, встав с постели и взяв жвачку с туалетного столика.
– Ларри Уайлдер, сын Бада?
– Да, самый старший. Ему двадцать два года. Он показал, что, когда Энн пришла на свидание, между ними вспыхнула ссора. Ей не понравилось, что он зубоскалит с другой девчонкой. Тогда он пошел выпить с ребятами, а Энн осталась на пирсе. Он полагал, что она пойдет домой.
– Съезди к нему, попроси разрешения осмотреть его автомобиль. Если заупрямится, получи ордер. Кто-то же должен был отвезти ее домой, значит, у него в машине следы крови.
– Сейчас еду.
– Да, и еще вот что. Проверь, когда и каким рейсом родители Энн летели в Даллас. Сопоставим факты и то, что говорит Карлино.
– Скажу Рэндаллу, чтобы он сделал это.
– Хорошо. Как только Карлино вернутся, возьми у них фотографию Энн. Ее надо показать по телевизору в вечернем выпуске. А я составлю материал для прессы и перешлю его тебе по факсу.
– Все?
– Да.
О'Шонесси легла в постель, пожевала «никорету».
Через полчаса ее разбудила девятилетняя Регина – во фланелевой пижамке, сонная. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, но О'Шонесси не спала.
4
Черри в шерстяном свитере сидела в шезлонге на лужайке позади своего дома. Перед ней расстилался Делавэр. Она слышала пыхтение буксира, идущего против течения, и плеск волн о его борта. Предзакатное солнце согревало ей лицо. Где-то кто-то играл на гитаре, разносился смех. Хорошие, счастливые люди, такие, какой хотела быть она. Жизнь Черри началась, когда ей было почти пять лет. Сторож нашел ее лежащей без сознания на лестнице у входа в одну из филадельфийских больниц. Дело было ранним утром, над городом уже много часов моросил холодный дождь со снегом. Следствие впоследствии установило, что девочка поскользнулась на обледеневшей верхней ступеньке, упала навзничь и расшибла голову о каменную лестницу. Лицо буквально примерзло к ступени, и сторож, торопясь перенести ее в тепло, нечаянно содрал ей кожу с одной щеки. Грубая рыбацкая фуфайка спасла Черри от гипотермии, но падение вызвало такое серьезное повреждение коры головного мозга, что она ослепла и потеряла память.
Происшествие наделало в Филадельфии много шума. Доброжелатели со всей страны слали ей деньги, которые шли главным образом на лечение. Полиция продолжала поиски родителей девочки, а доктора много месяцев старались сломать психосоматическую стену, которую маленькая пациентка воздвигла вокруг себя. Все было напрасно.
В конце концов решили, что девочка – дочь того самого сторожа, который спас ее и после лечения поместил в муниципальный детский дом. Там Черри познала горечь утраты близкого ей человека.
Ей было одиннадцать лет, когда заболела и умерла подружка. Стояла весна, люди раскрывали окна, и на деревьях распускались почки.
Через три дня девочек отвезли на автобусе в церковь, где их построили в затылок и каждой дали по гвоздике – положить на гроб. Черри велели положить руку на плечо девочке перед ней. Оставляя цветок в ладошке умершей подружки, она рукой случайно коснулась ее руки, и перед мысленным взором Черри моментально возникла непонятная картина: неприглядный врачебный кабинет, на полу, выложенном черно-белыми плитками, лежит девочка, ее тошнит, вокруг головы описывает круги зеленая бутылка с этикеткой «Кока-Кола». Когда Черри пришла в себя, она почувствовала, что ее, всю испачканную собственной рвотой, поднимают с пола.
Потом она рассказала кому-то из детей, что ей привиделось. Об этом узнала сестра-хозяйка и сделала строгий выговор: как она, маленькая лгунья, смеет утверждать, будто видела какую-то зеленую бутылку. Она вообще не может ничего видеть. Так же, как не может читать по-китайски, да и по-английски тоже, если на то пошло.
Много лет спустя в руки одного полицейского попало старое дело о смерти сироты из детского дома. Он обнаружил, что воспитательницы и обслуга держали в незапертом шкафу в бутылках из-под сладких напитков стрихнин против крыс. Черри потом узнала, что коронер посчитал смерть девочки нелепой случайностью, а сестра-хозяйка отделалась легким испугом.
Еще один смертельный случай принес Черри славу. В стране и мире узнали о ее необыкновенных способностях. Ей в ту пору было уже двадцать три года.
Это произошло во второй половине ноября. В Филадельфии вдруг повалил снег. От порывов ветра позвякивали праздничные гирлянды, развешанные ко Дню благодарения. На углу Пассейник-стрит и Вашингтон-стрит Черри вышла из автобуса. У нее на губах таяли снежинки. Она думала об одном парне. Внезапно услышала женский визг. На нее навалилось что-то тяжелое, крепкая рука схватила за запястье и повалила наземь. Почти теряя сознание, Черри слышала крики, топот ног и отчетливое: «„Скорая помощь“!» Она повернулась к повалившему ее мужчине. Снег слепил ей глаза. «Он не дышит!» – крикнул кто-то. «Он не дышит!» Чьи-то руки потрясли ее за плечи. «Ты не ушиблась, милая? Потерпи, сейчас будет „скорая“!» Снова раздались возбужденные голоса. Пронзительный звук сирены, быстрые шаги. Рука, державшая ее запястье, обмякла, и она увидела женщину, потом мужчину за письменным столом, потом грузовики на нем – бочку с пробоинами. Бочка начала падать, ударилась о воду под мостом, покачалась и затонула.
На машинах «скорой помощи» Черри и упавшего мужчину отвезли в клинику. Там полицейский сообщил ей, что мужчина умер от сердечного приступа. Черри отделалась легким ушибом.
Ей очень хотелось рассказать полицейскому о бочке с пробоинами и о человеке в ней, но кто поверит ей, слепой? Кроме того, она помнила суровый выговор, получивший от строгой сестры-хозяйки в детском доме, и смолчала.