— Запомните, мрази, — зло прошипел ёжик, нагнувшись ко мне, — мой кореш сдох из-за вас. Я сделаю так, что вы будете молить о смерти.
Щуплый взял Славу за волосы и хмыкнул:
— Но не сразу. Пока у нас есть другие люди, мы с вами развлечемся. Но когда кончатся…
Он не договорил, но смысл был ясен. Мы с Славой будем страдать до последнего, пока у банды не закончатся расходные пешки. А потом — нас ждёт мучительная смерть.
Долговязый ухмыльнулся, достал нож и лениво прокрутил его в пальцах.
— Но сначала… пора повеселиться.
Я сжал зубы, чувствуя, как во мне закипает ненависть.
Щуплый вытащил из-за пояса плоскогубцы и щёлкнул ими, проверяя ход.
— Давай-ка начнём с пальцев. Посмотрим, сколько вам нужно, чтобы завыть, как сучки.
Слава дёрнулся, но тут же получил удар прикладом в лицо. Я попытался что-то сказать, но массивный уголовник впечатал меня обратно в стену.
— Никаких разговоров. Только крики, — ухмыльнулся ёжик.
Двое уголовников схватили Славу, выкрутили ему руки за спину и начали методично ломать пальцы. Хруст был оглушительным. Слава заорал, его крик эхом разнёсся по камере. Я рванулся вперёд, но меня тут же ударили прикладом в живот, затем по лицу. Я рухнул на пол, захлёбываясь кровью.
— Потише, не убей его, — лениво бросил долговязый, наблюдая за моей борьбой. — Он нам ещё нужен.
Другой бандит достал нож и зажигалку, раскалил нож над огнем и медленно провёл им по плечу Славы, оставляя обожжённую плоть. Слава уже не мог кричать, только судорожно дышал, кусая губы до крови.
— Так-то лучше, — усмехнулся ёжик. — А теперь твоя очередь.
Меня подняли и поставили на колени. В глазах двоилось, голова кружилась. Я слышал, как щёлкают плоскогубцы.
Боль пронзила мизинец левой руки, когда его с силой сдавили. Я закричал, но это лишь вызвало у них улыбки.
— Кричи громче… — процедил долговязый, наклоняясь ко мне. — Твой вой мне нравится.
Я собрал остатки сил, поднял голову и ухмыльнулся.
— Извините, ребят, но у вас руки из жопы. Хотите, научу, как пальцы правильно ломать? А то как-то жалко вас, стараетесь, а выходит так себе.
Долговязый нахмурился, а ёжик злобно выдохнул. Затем резко ударил меня в живот.
— Ах ты, тварь…
Я закашлялся кровью и с трудом выдавил:
— Да ладно, не злись. Вон, у твоего друга вообще лицо, как будто его высрали. Или это он мутировал?
Щуплый со злостью врезал мне кулаком в лицо. Кровь потекла по подбородку, но я лишь усмехнулся сквозь боль.
— Да вы хуже мутантов. Хоть бы умывались иногда, а то вонь такая, что даже страх исчезает.
Бандиты нахмурились. Ёжик шагнул ко мне, сжав кулаки. Он хотел, чтобы я сломался. Но я не собирался давать им это удовольствие.
— Ну что, ребят, пытки пытками, а можно хоть перекусить? А то после ваших «развлечений» есть захотелось. Правда, я не ем говно, так что ваши рожи не предлагайте.
Ёжик рявкнул от злости и замахнулся, но долговязый остановил его.
— Не сейчас. Пусть помучается, но не подохнет раньше времени.
Меня бросили обратно на пол. Я чувствовал, как во рту солоноватый привкус крови сменяется горькой ненавистью. Но одно я знал точно — они могли ломать мои кости, но не сломают мой дух.
Глава 8: Испытание болью
Боль стала привычной. Она встречала меня утром и провожала ночью. Она стала моей неизменной спутницей, тихим шёпотом напоминая, что я ещё жив. Иногда мне казалось, что её хватило бы на сотню людей, но вся она почему-то доставалась мне и Славе.
Я снова лежал на грязном полу, привалившись к стене. Грудь горела от ударов, губы распухли, левый глаз почти не открывался. Пальцы на правой руке были сломаны два дня назад, но сейчас… сейчас я мог ими двигать. Медленно, осторожно, но двигать. Это было неправильно. Я знал, что такие травмы должны заживать неделями, а тут… Я даже не чувствовал сильной боли. Только лёгкую ноющую ломоту. Словно тело само подстраивалось под происходящее, не давая мне сломаться.
Я не мог объяснить, что со мной происходит. Сначала думал, что просто схожу с ума, что боль настолько въелась в сознание, что я перестал её замечать. Но нет. Я восстанавливался быстрее, чем должен. Гематомы пропадали за день-два. Трещины в костях срастались в разы быстрее обычного. Даже глубокие порезы, которые оставляли на мне уголовники, затягивались чуть ли не на глазах. Это было пугающе. И в то же время… чертовски полезно.
Слава же… у него таких способностей не было. Он слабел с каждым днём. Он и раньше не был особенно крепким, но сейчас выглядел так, будто ещё чуть-чуть — и он просто растворится в этой тьме. Глаза его потухли, дыхание стало тяжёлым и рваным. Он не разговаривал, только иногда шептал что-то себе под нос. Однажды я услышал, как он повторяет одно и то же слово: