Из-за угла донёсся голос:
— Эй, Паш, что там за звуки?..
Я нырнул в тень.
Из-за поворота вышел ещё один бандит. Увидел тело, потянулся к поясу. Поздно. Я уже был рядом. Перехватил его руку, выкрутил, вбил локоть в кадык. Он захрипел, оседая на колени. Я схватил его нож — и одним движением всадил лезвие ему в горло. Без пафоса, без лишних движений.
Дальше — больше.
Я двигался по коридорам, методично и хладнокровно уничтожая их. Некоторые ублюдки спали в открытых камерах. Они даже не успевали открыть глаза, прежде чем их горло перерезалось. Другие успевали сопротивляться, но я был быстрее, жестче. Они привыкли чувствовать себя хозяевами, творить что угодно. Но я показал им, что значит быть жертвой.
Один из них попытался убежать. Я догнал его, сбил с ног и размозжил ему череп голыми руками. Что-то в этом даже было… терапевтическое.
Я спустился ниже, и всё усложнилось.
Дверь в конце коридора распахнулась, и появился высокий мужик в бронежилете. Без оружия, но с выражением лица, которое говорило: «Я сейчас тебя сожру». Значит, у него пробудились способности. На вид крепкий, как кирпичная стена.
Он ухмыльнулся:
— Живучий, как таракан. Давай потанцуем петушок…
Я поднял пистолет и выстрелил. Пуля ударила в грудь… и просто отскочила.
— О, да ты теперь герой комиксов, — мрачно хмыкнул я.
Он рванул вперёд, и я едва успел отпрыгнуть. Его кулак с хрустом врезался в стену, оставляя в бетоне воронку. Отлично. Теперь у меня есть официальное подтверждение, что я не один тут с «апгрейдом».
Я схватил обломок трубы и с силой врезал ему по голове. Труба прошла через его защиту… но он даже не шелохнулся. Ублюдок был аномально крепким. Видимо, это была его сила.
Он схватил меня за горло. Я задыхался, перед глазами темнело.
Но тут… что-то внутри меня включилось. Пламя запульсировало в ладони.
— Чего?.. — Бандит разжал хватку, когда понял, что его рука… горит.
Я не дал ему времени сообразить. Направил ладонь вперёд — огонь вырвался, окутывая его лицо. Он закричал, но пламя уже пожирало его. Его защита дала трещину. Через секунду он упал на пол, извиваясь в агонии.
Я выдохнул. Теперь у меня было новое оружие.
Я двинулся дальше, оставляя за собой след из тел. Остальные урки не имели никаких способностей, поэтому падали, как недозрелые яблоки под ураганным ветром. Они не понимали, что происходит. Один пытался вскинуть пистолет, но я обрушил на него огненную волну — он завопил, за секунды превратившись в факел. Другой рванул прочь, но ему не повезло — я взмахнул рукой, и пламя обхватило его, как хищная змея, не давая ни малейшего шанса.
Они думали, что стали богами в новом мире, но я был их персональным атеистом. Если кто-то верил в своё бессмертие — я становился живым доказательством обратного. Один такой здоровяк кинулся на меня с битой. Я позволил ему замахнуться, а затем ударил прямо в грудь — не рукой, а огнём. Его одежда вспыхнула, как бензиновая тряпка. Он упал, захрипел, пытаясь сбить пламя, но это было бесполезно. Его крик сливался с общим хором ужаса.
Бандиты, привыкшие пугать и мучить, в моем присутствии превращались в напуганных детей. Они орали, умоляли, пытались сопротивляться. Но их молитвы оставались без ответа. Потому что я — не бог. Я просто человек, который очень, очень зол. А теперь ещё и умеет поджигать ублюдков силой мысли.
Минут через двадцать на этой территории больше не осталось живых уголовников. Некоторые камеры были закрыты, там могли быть пленники, но пока было не до них. Я решил вернуться позже.
Прошёлся по коридору, обыскивая тела. Взял снаряжение, патроны. Перезарядил пистолет, хотя уже знал, что он почти бесполезен. Остановился перед выходом в административную зону.
Внутри меня пульсировала новая сила. Я усмехнулся.
— Ладно… пора идти дальше.
Я перешел в административную часть здания, оставляя за спиной груды мертвых тел. Здесь атмосфера была еще более удушающей. Запах перегара, прелой пищи и чего-то еще, мерзкого, въедался в кожу. В коридоре валялись пустые бутылки, объедки, клочья разодранной одежды. Я услышал всхлипывания. За ближайшей дверью.
Толкнул её — и увидел кошмар. В комнате, заваленной грязными матрасами, сгрудились девушки. Грязные, исхудавшие, избитые. У некоторых под глазами свежие синяки, у других — запекшиеся раны. Они смотрели на меня с ужасом, не веря в спасение. Кто-то попытался прикрыться рваной тканью, кто-то сжался в угол, словно ожидая удара. В горле встал ком. Я не мог их сейчас утешать — не время.