Но Гуров и Князев — другое дело. Гуров был самым опасным своим внушением, а Князев — мозгом и главной движущей силой этой системы. Насколько я помнил сквозь туман подчинения, его Мидори был самым большим, а следовательно, он и самый сильный. Капец, “Мидори”, до чего же странное название для органа.
Я направился к берегу, медленным шагом. Волны лениво накатывали на камни, ночной ветер обдувал лицо. Двигаясь вдоль воды, я прикидывал возможные точки входа. Я знал расположение патрулей, знал, где слабые места в охране. Вся береговая линия была малозащищённой — никто не ждал нападения с моря. Время действовать.
Глава 24: Шпионские игры для начинающих
Ночь окутала береговую линию плотным покрывалом теней. Лёгкий ветер тянул от воды прохладой, пропитанной солёным запахом, и я шагал вдоль прибоя, едва слышно шурша песком. Волны лениво накатывали на берег, словно природа даже не замечала того, что мир уже не тот.
В голове крутилась навязчивая мысль. Почему, когда рушится привычный порядок, люди мгновенно сбрасывают маски цивилизации и превращаются в зверей? Ведь всего пару месяцев назад большинство из них были обычными людьми — студентами, рабочими, военными. А теперь? Теперь они насилуют, убивают, подчиняют других ради собственной выгоды. Или просто потому, что могут.
— Люди — звери, сын.
Голос из прошлого пробил тишину моих раздумий, и перед глазами встал отец, сидящий на старом кухонном стуле, закуривающий сигарету.
— Человек отличается от животного только одним — самоконтролем. Если убрать законы, цивилизацию и наказание, в каждом всплывёт то, что спрятано глубоко внутри.
— Не все же такие, — упрямился тогда подросток Марк, скрестив руки на груди. Я только что вернулся с улицы весь в синяках, подрался со стайкой гопников, вступившись за друга, которого хотели ограбить. — Есть хорошие люди.
Отец усмехнулся, затягиваясь.
— Конечно, есть. Но их меньшинство. Ты когда-нибудь видел, как крысы жрут себе подобных? Они не убивают ради голода, просто потому что могут. У людей так же. Поэтому общество держится на правилах, на страхе перед наказанием. А когда оно исчезает — остаётся лишь сила.
Тогда я ещё не понимал. Тогда мне казалось, что отец преувеличивает. Что мир не такой. Что люди лучше. Но теперь… Теперь я видел всё сам.
Я видел, как военные превращались в мясников, как Гончие резали людей просто ради забавы. Я видел, как Триумвират превращал выживших в послушный скот, внушая им страх и покорность. И видел, как даже среди простых людей находились те, кто наслаждался новой реальностью.
— Ты был прав, отец.
Я хмыкнул себе под нос и продолжил путь. Теперь я понимал. Понимал, зачем мне нужна сила. Не просто для выживания. Не просто для того, чтобы отомстить тому, из-за кого всё это произошло. Если, конечно, есть кому мстить.
Я стану настолько сильным, чтобы больше никто не смог меня подчинить. Чтобы больше никто не смог сломать мою волю.
Путь по побережью оказался не таким простым, как я рассчитывал. Вскоре береговая линия сменилась отвесными скалами, слишком крутыми, чтобы идти дальше. Пришлось свернуть в перелесок — и именно там начались проблемы.
Я сделал несколько шагов в сторону, прячась за ствол какого-то дерева, когда услышал резкий треск сухих веток. Замер. Это не был звук ветра или случайного животного. Кто-то был рядом.
Тишина затянулась, но потом ночную мглу разорвал влажный хрип. Глухой, прерывистый, похожий на судорожный вздох умирающего. Я медленно повернул голову, всматриваясь в темноту перелеска. Хотя какая там темнота — глаза уже давно адаптировались к мраку, позволяя различать детали в самой глубокой тьме.
Между стволами мелькнула тень — высокая, сутулая, с неровной, рваной походкой, словно её обладатель не до конца понимал, как управлять собственным телом.
— Ну конечно, кого мне ещё не хватало для полного счастья? — пробормотал я себе под нос.
Я скользнул рукой к ножнам на бедре, вытягивая клинок. Пользоваться пламенем и громкими способностями нельзя — звук и пожар в лесу поднимет тревогу, и тогда про скрытность можно забыть. Оставался только бой вблизи.