Все удалось уладить, не доводя до суда. Все понимали, что лучше заплатить пару миллионов долларов, чем погубить репутацию, противостоя горстке убитых горем семейств. Но некоторых из них не спасло даже досудебное соглашение. Один из нейролептиков в конечном итоге был изъят из обращения, а психиатрическая больница Блэкторн через год навсегда закрыла свои дефектные двери.
Единственными, кто не смог раскошелиться, были Его родители, разорившиеся на Его лечении. Меня это вполне устраивало. Я не испытывала желания наказывать эту убитую, вечно плачущую чету за Его грехи. К тому же мне с лихвой хватило и причитающейся мне доли от сумм, выплаченных другими ответчиками. Большую часть этих средств один финансист, друг моего отца, помог вложить в фондовый рынок, пока ценные бумаги еще не поднялись в цене. А квартиру я купила по окончании колледжа, когда рынок недвижимости только-только восстанавливался после колоссального падения. Две спальни, две ванные, гостиная, столовая и кухня с уголком для завтрака, превратившаяся в мой импровизированный съемочный павильон. И все это досталось мне за бесценок.
– Может, зайдешь? – спрашиваю я Купа. – Ты же никогда не видел мою квартиру.
– Как-нибудь в другой раз.
Еще одна формула вежливости.
– Вероятно, тебе пора, – говорю я.
– До дома дорога долгая. С тобой все будет в порядке?
– Ага, – отвечаю я, – особенно когда пройдет первоначальный шок.
– Если что-то понадобится, позвони мне. Или напиши.
А вот это он говорит всерьез. С того самого утра, наступившего после ночи в «Сосновом коттедже», Куп готов бросить все, чтобы меня повидать. Тем утром, корчась от физической и душевной боли, я тоскливо простонала: Мне нужен тот полицейский! Я хочу его видеть! И Куп приехал через каких-то полчаса.
Теперь, десять лет спустя, он по-прежнему стоит рядом и на прощание кивает мне головой. Когда я отвечаю ему тем же, он прячет свои голубые, по-детски ясные глаза за солнцезащитными очками «Рэй-Бэн», уходит и вскоре растворяется в толпе прохожих.
Поднявшись в квартиру, я иду прямо на кухню и выпиваю еще одну таблетку «Ксанакса». Виноградная газировка, следующая вдогонку за ней, обрушивается приторным водопадом, который, усилив действие сладкого чая, отзывается зубной болью. Но я все равно продолжаю пить маленькими глотками и вытаскиваю из кармана сворованный «Айфон». Беглый осмотр аппарата свидетельствует о том, что его прежнюю владелицу зовут Ким и что ее телефон никак не защищен. В итоге у меня есть все возможности просмотреть историю ее звонков, веб-поиска и СМС-переписку, в том числе и последнее сообщение от некоего Зака с квадратной челюстью.
«Как насчет того, чтобы вечерком поразвлечься?»
Чтобы посмеяться, пишу ответ: «Конечно».
Телефон в руке коротко тренькает. Еще одно сообщение от Зака. Он прислал фотографию своего члена.
Как мило.
Я выключаю телефон – на всякий случай. Мы с Ким, может, и похожи, но наши рингтоны разительно отличаются. Потом я переворачиваю телефон и смотрю на серебристую заднюю крышку, усеянную отпечатками пальцев. Я протираю ее до тех пор, пока на поверхности не появляется мое отражение, искаженное, будто в кривом зеркале. Годится. Я прикасаюсь к золотой цепочке, которую никогда не снимаю с шеи. На ней висит ключик от ящичка в кухонном шкафу – единственного, который всегда заперт. Джефф полагает, что в нем хранятся важные для моего сайта документы. Пусть и дальше так думает.
В ящике позвякивает небольшой склад сверкающих металлических предметов. Блестящий патрончик губной помады и массивный золотой браслет. Несколько ложек. Серебряная пудреница, позаимствованная на сестринском посту в больнице, куда я попала после «Соснового коттеджа». В ее зеркало я без конца смотрелась во время долгой поездки домой, желая убедиться, что по-прежнему существую. Теперь, вглядываясь в искаженные черты своего лица, испытываю все то же умиротворение.
Да, я все еще существую.
Телефон ложится рядом с другими предметами. Я задвигаю ящичек, запираю его, а ключ вешаю обратно на шею.
Это моя тайна, от которой в груди разливается тепло.
После обеда я старательно избегаю смотреть на неоконченные капкейки. Они таращатся на меня с кухонной стойки, ожидая, что с ними проделают то же, что и с теми двумя, что, уже полностью завершенные, самодовольно красуются рядом. Да, я знаю, их надо доделать, пусть даже в чисто терапевтических целях. В конце концов, Первая заповедь моего сайта так и звучит: «Выпечка – лучшая психотерапия».