Его ослепляли. Ему ломали кости.
Легко представить, какой характер со временем образовался у Духа, населяющего адамантиевые переборки и плазменные двигатели этого крейсера.
Говорят: "Как назовёшь корабль, так он и поплывёт".
Чертовски верно сказано, потому что звали крейсер "Злым Роком".
Больше трёх километров злобы в длину и почти один километр в высоту и ширину. Тысячи тонн удушающей ненависти к врагам человечества… и к самому человечеству тоже. Исполинский череп гальюнной фигурой украшал тупой сбитый боксёрский нос корабля. Борта, испещрённые следами былых сражений, ощетинились двумя рядами макропушек. Корму по бокам прикрывали невероятно большие щиты, на которых серебром сияли знаки Инквизиции, а дно "Злого Рока"... О, Боже-Император… Дно крейсера, словно в древних легендах Терры, было покрыто костями всех несчастных, кто когда-то посмел вступить с ним в противостояние.
"Злой Рок" убивал. Убивал и убивал, и убивал, и все, кто служил на борту древнего корабля, чувствовали медный привкус во рту, когда эта машина из адамантия и ненависти вступала в бой. "Злой Рок" влиял на людей. Влиял даже на Ангелов Смерти.
И один Астартес "Злого Рока" бесконечно любил крейсер за это.
Космический десантник служил на многих судах. Летал на боевых баржах и линкорах, но ни к одной колеснице войны не испытывал тёплых чувств. А со "Злым Роком" Ангела Смерти связывала…
Трудно описать чувства нелюдей, но…
Они стояли друг друга.
Мортен, командор Караула Смерти сектора Сецессио, готовился к наступлению нового дня. Наверное, самого ожидаемого и важного дня с тех пор, как обстановка во владениях, которые ему поручили охранять, накалилась до такой степени, что невозможно смотреть.
Мортен побрился и ещё некоторое время глядел на себя в зеркало. Даже спустя десятилетия командор не привык к новой нервной системе, новому зрению, новому отражению. Из прозрачной глади стекла с тонким серебряным напылением на него смотрел не человек, и даже не Ангел Смерти.
После тяжёлого ранения, полученного в мире под названием Скутум, командор сильно изменился. Его голову захватили металл и драгоценные камни. Длинные седые волосы исчезли. Висцеральная часть до бровей и вся черепная коробка превратилась в отполированный чернёный адамантий. Глаза мерцали сапфировым сиянием. Синие кристаллы сияли в тёмных провалах глазниц как фонари.
До ранения Мортен редко смотрел в зеркало. Считал, что излишнее внимание к себе недостойно воителя. Что такая черта характера свойственна чувствительным потомкам Сангвиния, но никак не сынам величайшего полководца человечества.
Однако в то мгновение он был прикован к зеркалу не самолюбованием, а ненавистной неуверенностью, чувством, которое, по его мнению, погубило не меньше жизней, чем злость, зависть или жестокость.
"Те ли они, за кого себя выдают? – думал он. – Будут ли они готовы к тому, что я потребую… да и вообще. Готовы ли они принять то, во что превратился мир спустя столько времени?"
Говорят, что Ангелы Смерти не знают страха, и им неведомы колебания людей.
Мортен не мог говорить за всех, но он очень хорошо научился справляться с переживаниями. Он позволил себе всего несколько мгновений, семь вдохов и семь выдохов из древних трактатов пути воина. Потом он принял решение.
Командор вытащил из шкафа комбинезон, подбитый мехом плащ-тренчкот, сапоги, перчатки. Собрался и вышел из кельи. Направился навстречу с Конклавом Скутума или тем, что от него осталось.
На десантную палубу уже опускался пассажирский челнок, когда появился Мортен. В астропатическом сообщении командор ясно дал понять, что нельзя терять ни минуты, поэтому Конклаву следует ждать "Злой Рок" у ближайшей точки Мандевиля.
При появлении командора почётный караул Воинов Тигра – так Мортен называл свою гвардию – вытянулся в струнку. Пусть ни один из пятидесяти трёх десантников не разменял ещё и половины столетия, но все эти уроженцы Вавилона доказали право носить силовые доспехи и орудовать ценными реликвиями.
Первым из челнока спустился, прихрамывая, инквизитор Ордо Ксенос Омар Уту. Следом Немрод Энлил. Этот представитель Инквизиции катил крытую медицинскую тележку для инфекционных больных.
– Прошу прощения, командор, – сказал он, – нет времени. Моей жене плохо!