С помощью мостового крана, цепей и крюков Цезону вручили новое оружие – исполинский крозиус арканум. Капеллан тут же воздел громоздкое оружие, салютуя своему господину и повелителю.
Присутствующие на возрождении легенды почувствовали на себе тень смерти, потому что костяные крылья крозиуса не просто закрыли лампы на потолке. В манипуляторах Цезона это оружие налилось мистической энергией, и даже самые прожжённые скептики не могли не отметить, что капеллан стал больше, чем просто Ангелом Смерти.
Больше, чем просто дредноутом.
Больше, чем проводником воли Императора.
И после этого торжественного события Цезон Руфий Кандид, капеллан Крестоносцев, вернулся в бой.
Кровь забрызгала лицевую маску, когда капеллан схватил и сжал в манипуляторе бешеного выродка из культа генокрадов. Могучее трёхрукое создание в одиночку истребило целый взвод солдат СПО, но было бессильно против мощи дредноута.
Кости на саркофаге Цезона потемнели, когда капеллан схватил грузовик культа и выпотрошил его вместе со всеми, кто находился внутри.
И, наконец, капеллан искупался в крови во время обороны улья-зиккурата Тель-Химера, когда командор Мортен принял решения отступить с Вавилона.
Несмотря на горькие обстоятельства, Цезон оставался уверенным в безоговорочной и неизбежной победе Бога-Императора. Капеллан был рьян и безжалостен. Он не просто ждал наступления этой победы, но старался приближать его каждую секунду своей новой жизни.
3
Итаро и Угэдэй отпросились у апотекариев и отправились вместе с остальными членами отряда "Лестат" в арсенал "Злобного Рока", чтобы присутствовать при запуске капеллана Цезона.
Изувеченный герой прошёл очередной осмотр, и капсулу с ним готовили к установке в саркофаге "Контемптора". Костяные украшения дредноута намеренно не чистили от тёмных потёков крови, поэтому выглядел он более, чем устрашающе, буквально кричал всем врагам:
"Ты – следующий!"
Рядом на алтаре покоилось оружие капеллана, и Угэдэй даже не смог сдержать свист, когда увидел его.
– Цезон бы здорово нам пригодился при штурме Вавилона. Один взмах – и нет карнифекса!
– Всеотец видит, – произнёс Торгнюр, – боевой брат ещё покажет себя на этой войне. Волчий Король… как же он велик!
Капсулу с Цезоном поместили внутрь саркофага, и проворные змеи механодендритов поползли объединять покалеченное тело с неуязвимым адамантием и керамитом. "Пальцы" манипуляторов дрогнули, а линзы черепа-маски зажглись кровожадным пламенем. Об окончании работы возвестил сам капеллан, оглушив громом искусственного голоса:
– Рад нашей встрече, братья!
Технодесантники закрыли саркофаг и стали заваривать швы, полностью ограждая капеллана от влияния внешнего мира.
Анрайс вышел вперёд:
– Я знал, что ты выжил, но уже и представить не мог, что мы снова увидимся. Столько времени прошло!
– Оно надо мною не властно! – громыхнул Цезон.
Торгнюр сделал глубокий вдох и начал читать:
– Есть у скальда дело,
Кроме снятия скальпов,
Кроме стрельбы доброй
и беспощадной рубки.
Героям мы славным
Драпы посвящаем
Кто за милое слово,
Кто за горсть золотую.
Другие просят у ярла
Мечей всей дружины,
Дивчин златовласых,
Драккаров на море,
Чтоб весело было
В поход отправляться,
Назад возвращаться.
Но у Цезона-друга
Я не прошу ни слова,
И ни одной монеты.
И кроме этой висы,
Щит я дарю родной,
Чтобы всегда он помнил
о своём брате Торгнюре
Анрайс похлопал скальда по плечу.
– Смотрю, вдохновение бьёт ключом, – улыбнулся капитан.
– Да, чёрт побери! – прорычал Торгнюр. – Когда видишь, что братья живут, несмотря ни на что, это вдохновляет! Прочь, смерть! Ни сегодня и никогда!
– Ни сегодня и никогда, волк! – провыл дредноут.
Торгнюр же окликнул остальных собравшихся:
– Если кто не понял песню, то вы присутствуете при редчайшем событии! Не скальда одаривают, а он сам отдаёт последнее! Цезон, брат, я сегодня же приступлю к оформлению драпы на громовом щите, который я привёз с собой с Фенриса!
– Мне он будет мал, Торгнюр, – ответил дредноут, – но подарку я рад. Спасибо!
– Заслужил, великий! Если бы не ты – тогда в Кантаврисе – то, наверное, только Всеотец знает, остались бы мы живы или нет.
– Да… много воды утекло с того времени, – произнёс Цезон уже тише, – но то испытание я не забуду. Оно укрепило мою веру в Императора, и теперь ничто не устоит передо мной.