– Император в помощь, Ангел Смерти. Надеюсь, Он поможет вам разобраться.
Врата Библиариума открывались, когда Геральт разобрал ещё кое-что, покинувшее пасть инквизитора:
– Сделайте правильный выбор.
7
Анрайс вошёл в свою келью. День прошёл плодотворно. Мышцы ещё не остыли после тренировки, а голова переполнилась усталостью и напряжением. Капитан мог мгновенно привести себя в порядок, приказать организму подготовиться к бою, но не стал этого делать. Поддался слабости.
Анрайс зажёг свечу, и по крохотной комнате разнеслись благовония. Капитан не был рьяным верующим человеком, но и отмахиваться от такой силы, как Император он не мог. Анрайс опустился на колени перед образом Бога-Императора на стене. Сложил ладони и произнёс:
– Боже-Император, прости мне грехи, которые я совершил в этот день делом, словом и помышлением. Очисти душу мою от всякой нечистоты телесной и душевной. Дай мне, Боже-Император, сон этой ночи провести…
В дверь постучали. Требовательно и громко.
Анрайс потянул за резную рукоять и увидел на пороге…
– Инквизитор?!
Фердинанд Будейон улыбнулся, обнажив заострённые зубы. В последнее время инквизитор предпочитал бесформенный балахон, однако даже в такой одежде не узнать его было нельзя. Крепкий и почти такой же высокий, как Астартес, человек выделялся на любом фоне, как бы ни хотел это скрыть, а костяные наросты на голове, серая шкура и чёрные глаза привлекали ещё большее внимание.
– Можно войти? – спросил он.
– Конечно! – Анрайс сделал шаг назад, впуская изуродованного мутациями человека внутрь. – Что-то случилось? Почему вы пришли?
– Ну… пусть это будет "неофициальным визитом", – усмехнулся инквизитор. – Я хотел бы просто поговорить с вами, капитан, если вы не против.
– Это несколько неожиданно, инквизитор… но… заходите, присаживайтесь.
Фердинанд сбросил капюшон, и Анрайс отметил, что кожа инквизитора окончательно окаменела и уже даже на шкуру не походила.
Фердинанд выдвинул стул из-за стола и присел, а Анрайс занял место на койке.
Воцарилось молчание. Когда Анрайс уже хотел было развести руками и предложить собеседнику объясниться, Фердинанд сказал:
– С некоторых пор меня привлекла ваша личность, капитан. Поднял архивы, узнал кое-что из вашего прошлого.
– Проводите расследование?
– Что-то вроде.
Во рту Фердинанда блеснул змеиный язык. Инквизитор снова угрожающе улыбнулся. С новой внешностью у него уже не получалось иначе.
– Что же вас интересует? Я – открытая книга, – проговорил Анрайс.
– Капитул Поедателей Плоти имеет дурную репутацию. Как и вы до вступления в Караул, – начал инквизитор. – События на Дамокле-VII, Сарьеровском Пограничье, Вит’аме и в Аргаровом уделе.
Анрайс поморщился.
– Необоснованная жестокость, насилие в отношении мирного населения, пытки, – инквизитор загибал пальцы на правой руке, – геноцид. Ходят слухи о людоедстве. В целом число зафиксированных происшествий переваливает за полсотни.
– К чему вы клоните? – на щеках Анрайса выступили желваки. – Капитул оправдан за все эти события. Не было никакой "необоснованной" жестокости. Чрезмерная, возможно. Но не необоснованная!
– Не обижайтесь, капитан, – отмахнулся инквизитор. – Мне больше любопытны перемены в вашем характере, чем кровавые оргии. С чем или с кем они связаны?
Анрайс проскрипел зубами и спросил:
– Прошу прощения, но что за расследование вы ведёте? Не понимаю, куда вы клоните.
– Отвечайте на вопрос, – Фердинанд перестал улыбаться.
– В Караул я вступил в звании сержанта. Попал в отряд "Магнус", Георга Густава Магнуса, Чёрного Храмовника. Он был не только офицером от Бога-Императора, но и воином-философом. Мыслил трезво и рассудительно даже в самых жарких баталиях. Он и изменил моё представление о службе Императору, о моей сущности вообще. Я бесконечно благодарен судьбе, что у меня получилось попасть в Караул. Не представляю, в какое чудовище я бы превратился со временем, если бы остался в капитуле.
– Любопытно.
Фердинанд помолчал немного, изучая лицо Анрайса, от чего последнему стало не по себе. Тогда инквизитор и сказал:
– А ты никогда не задумывался, что, возможно, сделал ошибку? Что ты был прав в отношении к беззащитным агнцам? Что, может быть, и стоило всеми силами держаться в капитуле.