Они могли согласиться сражаться за интересы инкского императора против его врагов, как это предлагали некоторые военачальники Писарро, и возможно, такой вариант стал бы выгодным для испанцев. В этом случае они могли рассчитывать на то, что позднее им удастся отбить у него власть. Другие говорили, что император мог затеять с ними игру в кошки-мышки; в любой момент он мог забрать у испанцев оружие и лошадей и уничтожить их. Сотрудничество с инкским императором было сопряжено с явной опасностью.
Был и другой вариант: попытаться захватить в плен Атауальпу. Некоторые испанские военачальники настаивали, что им следует сделать так же, как в свое время поступил Кортес, захватив ацтекского императора Монтесуму. На протяжении десятилетий Писарро и Сото брал и в плен вождей меньшего ранга, угрожая затем лишить их жизни, если они не прикажут своим подданным подчиняться испанцам. Но другие военачальники указывали, что этот вариант также был очень рискованным, поскольку не было гарантии, что у них когда-нибудь появится шанс захватить инкского лидера. Также этот вариант относился к серии «все или ничего», поскольку если бы испанцам не удалось пленить императора с первой попытки, то у индейцев уже не осталось бы сомнений относительно враждебных намерений чужеземцев, и непременно последовали бы открытые военные действия. Оказавшись перед лицом таких многочисленных войск, испанцы, конечно, были бы сокрушены.
С другой стороны, даже если бы испанцам повезло с захватом инкского императора, неизвестно, какой была бы реакция инков. Возникал вопрос: не возьмет ли на себя всю полноту власти какой-нибудь другой инкский вождь. Если план Кортеса с захватом Монтесумы хорошо сработал в Мексике, это еще не означало, что подобный же вариант будет иметь успех в Перу. Как бы там ни было, все эти стратегии были схожи в одном: все они были сопряжены с большим риском, и шансов на успешную их реализацию было немного. На какой-то момент испанцам показалось, что они находятся в самом центре мощного урагана и в каком бы направлении они ни решились двигаться, весь ужас этого мира обрушился бы на их головы. Двадцатичетырехлетний нотариус Мигель де Эстете писал:
«[Мы были] очень напуганы тем, что нам довелось увидеть, [и у всех] были свои варианты относительно того, что следует предпринять. Все были полны страха, ведь нас было так мало и мы углубились слишком далеко в эти земли, чтобы мы могли рассчитывать на прибытие подкрепления… Немногие из нас отправились спать, мы дежурили на площади, откуда видны были костры индейских войск. Это было пугающее зрелище, поскольку большинство [костров] находилось на склоне холма, они были расположены очень близко друг к другу, — все это было похоже на усыпанное звездами небо».
Этой же ночью Педро де Кандия, капитан артиллерии, занимался подготовкой четырех маленьких пушек, которые были привезены на лошадях, и десятка аркебуз — примитивных ружей. Несколько испанцев затачивали мечи и шпаги пемзой до такой остроты, что могли легко разрезать картофель. Многие беседовали с единственным представителем духовного сословия в этой экспедиции — братом Висенте де Вальверде, который выслушивал исповеди солдат и молился вместе с ними. Писарро между тем ходил по площади, стараясь подбодрить людей и призывая всех уповать на Бога. Он говорил: «Несомненно, все, что происходит на земле и на небе, устроено Его волей».
Возможно, для Франсиско Писарро ставки в этот самый момент поднялись до наивысшей отметки. Тридцать лет он стремился достичь этого положения, он пустил в ход все, чтобы приладить друг к другу составные части этого проекта. Помимо желания достичь своей цели, он чувствовал ответственность за 167 конкистадоров. Оставалось одно серьезное препятствие — инкская армия численностью в 80 000 человек. Писарро осознавал, что жизни всех членов его отряда были поставлены на кон, все зависело от того, сможет ли он, самый опытный из всех конкистадоров, принять правильное решение касательно завтрашней тактики.