Испанцы, однако, проигнорировали жалобы Манко. Они продолжали держать его в цепях, уверенные в том, что если бы Манко был освобожден, он немедленно попытался бы поднять народ на восстание против их режима. Они говорили ему:
«Манко Инка, извинения теперь тебе не помогут… Нам хорошо известно, что ты желаешь поднять восстание в этой стране… Нам сказали, что ты хочешь убить нас, и по этой причине мы заточили тебя. Если сведения, что ты хочешь поднять мятеж, не верны, то ты можешь прекратить жаловаться и дать нам еще золота и серебра — то, зачем мы явились сюда. Отдай сокровища нам, и мы освободим тебя».
Под конец Манко осознал, что в его судьбе все это не сыграло бы никакой роли. Сколько бы он ни дал испанцам золота и серебра, они всегда хотели еще. Давал бы он им сокровища или нет, предоставлял бы им женщин или нет, — их обращение с ним все равно ухудшалось бы день ото дня. Если до этого у Манко еще сохранялись какие-то иллюзии в отношении своих тюремщиков, то теперь они совершенно рассеялись. Манко, несомненно, увидел теперь, кем на самом деле являлись испанцы — фальшивыми виракочами, чужеземцами, единственным намерением которых было подвергнуть разграблению империю, которую создало его собственное семейство.
«Они забрали себе все, что он [Манко] имел, так что теперь у него не осталось ничего, — писал молодой испанский священнослужитель Кристобаль де Молина. — Они заточили его на много дней. Они обращались с ним очень оскорбительно — мочились на него, спали с его женами. Его очень угнетала сложившаяся ситуация».
В то время как Манко находился в унизительном заточении, большинству инкских вождей, присутствовавших на подпольном собрании, удалось бежать из Куско в ту ночь, когда император был схвачен. Они сразу же рассеялись по всем провинциальным областям, распространяя призывы Манко начинать подготовку восстания. В инкской системе государственного правления губернатору провинции подчинялись местные вожди (кураки), в свою очередь, у них в подчинении находилось от нескольких сотен до нескольких десятков тысяч семейств простых людей. Поскольку все еще функционировала инкская цепочка управления: император — губернатор — курака — простой обыватель, Манко продолжал сохранять достаточно ощутимую власть над вверенным ему населением. Система социальных приводов, составлявшая Инкскую империю, после длительного бездействия начала постепенно, со скрипом приходить в движение. Теперь, несмотря на смуту последнего времени, многие провинции начали реагировать на решительный приказ императора: «Готовьтесь — пришло время начинать войну против захватчиков».
Одним из наиболее значимых деятелей из числа тех, кому удалось бежать в ночь пленения Манко, был генерал Тисо, его дядя. Генерал Тисо немедленно направился в горную область Хауха, находящуюся примерно в двух сотнях миль к северу, — в этой области генерал Кискис воевал с испанскими войсками, прежде чем отступить в Эквадор. Там Тисо и приступил к подготовке восстания. Также и другие вожди, вернувшись в свои провинции, занялись подготовкой к мятежу. Инкские лидеры уже по опыту знали, что с испанцами бороться трудно, поскольку те были хорошо вооружены и действовали крупными военными группами. Намного легче было бы уничтожать их тогда, когда они находились в отрыве от основных сил, и особенно в те моменты, когда конкистадоры отправлялись в свои энкомьенды, чтобы проконтролировать сбор податей.
В ноябре 1535 г. в области Кольяо в изолированно расположенных энкомьендах местными туземцами были убиты два энкомендеро — Мартин Домингес и Педро Мартин де Могер. Последний когда-то был моряком и присутствовал при захвате Атауальпы в Кахамарке. Он был одним из трех европейцев, направленных Писарро в Куско, для того чтобы проконтролировать сбор выкупа за Атауальпу. Могер позднее принял участие в дележе сокровищ Куско, и он был одним из тех 88 конкистадоров, что приняли решение остаться в этом городе, — он получил энкомьенду в провинции Кольяо. Явно не осведомленный о резком изменении политической обстановки в провинции, богатый энкомендеро отправился инспектировать свои владения. Там он и был убит. Путешествие Могера в Новый Свет, которое среди прочего включало в себя совершенно сказочную поездку на королевских носилках из Кахамарки в Куско, имело резкий, обрывистый конец.