На его спине сквозь бинты проступают темные пятна, похожие на рисунки из теста Роршаха. Хоть ему и достало сил, чтобы разорвать моток клейкой ленты, он все еще истекает кровью. Хватит ли ему сил, чтобы сразиться с полудюжиной бандитов, отважившихся ночью бродить по улицам? Внезапно я жалею, что заковала его в цепи. Кем бы ни был пришелец, вряд ли он один, тем более ночью.
— Э-эй! — слышится в темноте веселый мужской голос. — Есть кто-нибудь дома?
Пол в вестибюле устлан ковром, и я не могу понять, сколько пришельцев, пока с разных сторон не раздается треск ломающейся мебели. Судя по звукам, их по крайней мере трое.
Где мама? Успела ли убежать и спрятаться?
Я оценивающе смотрю на окно. Вряд ли его легко разбить, но если это удалось бандитам, то наверняка удастся и мне. Оно достаточно велико, чтобы можно было выпрыгнуть. Слава любым оставшимся в мире богам, мы на первом этаже.
Я надавливаю на стекло, пытаясь определить его прочность. Чтобы разбить, потребуется время. К тому же звук ударов будет отдаваться эхом по всему зданию.
Снаружи слышатся голоса перекликающихся бандитов. Они улюлюкают и вопят, круша все вокруг. Похоже, они устроили целое представление, чтобы как следует напугать нас к тому времени, когда найдут. Судя по производимому шуму, их не меньше шести.
Я снова бросаю взгляд на ангела. Он прислушивается, вероятно оценивая собственные шансы. Раненный и прикованный к металлической тележке, он лишен какой-либо возможности улизнуть от бандитов.
С другой стороны, если звук разбиваемого окна привлечет бандитов, все их мысли будут заняты ангелом, стоит лишь его увидеть. Ангел для них словно золотая жила, а они — удачливые старатели. В суматохе мы с мамой сможем сбежать. Но что потом? Мертвый ангел не скажет мне, где искать Пейдж.
Возможно, бандиты лишь поломают мебель, заберут еду на кухне и уйдут.
В ночи раздается пронзительный женский вопль.
Мама.
Мужские голоса звучат громче и оживленнее, словно лай стаи собак, загнавших в угол кошку.
Схватив стул, я с размаху бью им по окну. Стекло звенит и прогибается, но не разбивается. Я пытаюсь отвлечь бандитов, надеясь, что шум заставит их забыть о матери. Я еще и еще раз отчанно бью по стеклу.
Снова раздается женский крик. Голоса приближаются.
Ангел хватает тележку и швыряет ее в окно. Осколки разлетаются во все стороны. Я съеживаюсь, но тут же понимаю, что ангел заслонил меня своим телом.
На запертую дверь кабинета обрушивается тяжелый удар. Дверь дрожит, но запор выдерживает.
Схватив тележку, я подтаскиваю ее к подоконнику, пытаюсь помочь ангелу выбраться.
Дверь с грохотом распахивается, повисая на сломанных петлях.
Ангел бросает на меня взгляд и говорит:
— Беги.
Я выскакиваю из окна.
Приземлившись, бегу вокруг здания, ищу задний вход или разбитое окно, через которое можно было бы влезть обратно. Мысли мои заняты тем, что происходит сейчас с мамой, с ангелом, с Пейдж. Я едва сдерживаю нестерпимое желание спрятаться в кустах и свернуться в клубок. Отключить зрение, слух, мозг — просто лежать, пока не останется больше ничего.
Тряхнув головой, я загоняю жуткие картины в самые дальние уголки сознания, где с каждым днем от них все теснее. Когда-нибудь они вырвутся, поразив остальную часть моей личности. Возможно, наступит день, когда дочь станет такой же, как и ее мать. Но пока что я вполне владею собой.
Мне не приходится идти далеко, чтобы найти разбитое окно. Учитывая, сколько я колотила по стеклу в кабинете, мне становится не по себе при мысли о силе того, кому удалось высадить стекло. Но это не останавливает меня, и я возвращаюсь в здание.
Я перебегаю от кабинета к кабинету, от комнаты к комнате, шепотом зовя мать.
В коридоре, ведущем в кухню, лежит мужчина. Рубашка на нем разорвана, из обнаженной груди торчат шесть столовых ножей. Кто-то нарисовал розовой губной помадой пентаграмму и воткнул в каждый из ее концов по ножу. Вокруг лезвий пузырится кровь. Глаза лежащего широко раскрыты, словно он в ужасе смотрит на свои раны, не в силах поверить в случившееся.
Моей маме ничто не угрожает.
При виде того, что она сделала с этим человеком, я не могу избавиться от мысли о том, хорошо ли она поступила. Она преднамеренно не задела сердце, оставив бандита медленно истекать кровью.
Будь мы в прежнем мире, в Мире До, я бы вызвала «скорую», несмотря на то что этот человек первым напал на мою мать. Врачи спасли бы его, и в тюрьме у него было бы достаточно времени, чтобы выздороветь. Но, к несчастью для всех нас, здесь Мир После.
Я обхожу лежащего, оставляя его умирать.
Краем глаза замечаю женский силуэт, выскользнувший через боковую дверь. Остановившись, мама оглядывается на меня. Она лихорадочно машет рукой, давая знак идти с ней. Я делаю два шага в ее сторону, но меня отвлекает шум чудовищной драки в дальнем конце здания.
Ангела окружает толпа оборванцев весьма угрожающего вида.
Их не меньше десятка. Трое валяются в нелепых позах, то ли без сознания, то ли мертвые. Еще двоих безжалостно избивает ангел, размахивая тележкой, словно дубинкой. Но даже отсюда, в тусклом лунном свете, падающем сквозь стеклянную дверь, я вижу красные пятна на его бинтах. Тележка наверняка весит добрую сотню фунтов. Ангел измотан, и вокруг него постепенно сжимается смертоносное кольцо.
Мне приходилось спарринговать в додзё сразу с несколькими противниками, а прошлым летом я была помощницей инструктора на курсах самообороны под названием «Защита от нескольких нападающих». Но даже при всем при этом мне не случалось драться больше чем с тремя сразу, к тому же ни у кого из противников не было желания меня убить. Я не настолько глупа, чтобы полагать, будто сумею справиться с семью готовыми на все парнями с помощью искалеченного ангела. При одной мысли об этом сердце едва не выскакивает из груди.
Мама снова машет мне, показывая путь к свободе.
Что-то ударяется о дальнюю стену вестибюля, и все остальные звуки на мгновение заглушает болезненный стон. С каждым ударом, нанесенным ангелу, я чувствую, как Пейдж ускользает от меня все дальше.
Я машу матери, показывая губами: «Уходи».
Она машет в ответ, на этот раз еще более энергично.
Я качаю головой и отмахиваюсь.
Она исчезает в темноте за закрывающейся дверью.
Я бросаюсь к шкафу для документов возле кухни, быстро оценивая все плюсы и минусы попытки воспользоваться мечом ангела, но в конце концов отказываюсь от этой мысли. Возможно, мне удалось бы поранить мечом одного, но, не имея соответствующей подготовки, я нисколько не сомневаюсь, что в следующее же мгновение оружие у меня отберут.
Вместо меча я хватаю крылья и ключ от цепи ангела. Сунув ключ в карман джинсов, я быстро разворачиваю крылья. Единственная моя надежда на то, что страх бандитов и их инстинкт самосохранения сыграют мне на руку. Прежде чем успеваю осознать, насколько это безрассудная и опасная идея, я мчусь в полутемный коридор, где хватает лунного света, чтобы очертить мой силуэт, но не настолько, чтобы меня можно было разглядеть во всех подробностях.
Бандиты загнали ангела в угол. Тот отчаянно сражается, но они уже поняли, что противник ранен — не говоря уже о том, что прикован к неуклюжей тяжелой тележке, — и не откажутся от своих намерений, почуяв запах крови.
Заведя руки назад, я удерживаю крылья за спиной. Они покачиваются из стороны в сторону, и мне трудно сохранять устойчивость — ощущение такое, будто держу флагшток нелепо вывернутыми руками. Наконец, убедившись, что крылья держатся надежно, я делаю шаг вперед.
Отчаянно надеясь, что в полутьме крылья выглядят как надо, я опрокидываю ногой столик с чудом уцелевшей на нем вазой. Внезапный грохот привлекает внимание бандитов.
На мгновение наступает тишина — взгляды всех прикованы к моему силуэту. Очень хочется верить, что я выгляжу как ангел смерти. При ярком свете они увидели бы лишь худую девочку- подростка, пытающуюся удержать за спиной огромные крылья. Но сейчас темно, и есть шанс, что от увиденного у них застыла кровь в жилах.