Он отпраздновал тридцатилетие - дома и на работе. (Там, пожалуй, впервые оценив, как много значит для престижа красивая и светски-общительная жена.) А дома, когда гости разошлись и Анюточка заснула у него на руках, прислушиваясь к Наташи-ным шагам на кухне и оглядываясь округ себя, он подумал: это счастье, вот эта минута!
Тенью скользнула мысль: ничего не было ни от Актрисы, ни от Коломенской - ни письма, ни телеграммы.
Телеграмма пришла: "Коломенской апоплексия, состояние тяжелое",- за подписями Актрисы и Любочки. Он уже купил билет, когда позвонила Актриса:
- Состояние лучше, она в сознании, не приезжайте.
- Нужны какие-нибудь лекарства?
- Нет-нет, все есть.
- Что я могу сделать?
- Работать,- попрекнула его Актриса.
Она вернулась через месяц, похудевшая, побледневшая. Села в углу, закурила. Кузьмин ждал.
- Я привезла вам материалы,-сказала она устало. - Вам интересно? Чем вы сейчас занимаетесь?
- Не обижайте меня,- сказал он - Это,-он помахал листочками,- говорит само за себя. Это какая-то флуктуация, тень или мираж. Да, мираж!
- Мираж?.. Вы так высокомерны! Так академичны!.. Столичный стиль вам к лицу
К ним на кухню вошла Наташа, расцеловалась с Актрисой.
- Наташ, что он делает?! Он остыл, он холодный, как могильный камень! Ты помнишь, какой он был!
- Честно говоря,- сказала Наташа,- такой он меня больше устраивает. Сейчас, во всяком случае.- Она улыбнулась Кузьмину, сильная, уверенная. "Обопрись на меня!" - подсказала взглядом.
Все это ему не понравилось, и он взорвался, шепотом, потому что Анюточка спала:
- Европа, черт возьми, ковыряется; как и мы. Всему свое время,- сказал он.- Я уже не мальчик, чтобы находить удовольствие в рождении идей - и только. Мне пора доказывать, что мои идеи чего-нибудь стоят! То, чем я сейчас занимаюсь,- фундамент! И потом - прикладистикой в этом направлении никто не занимается, все уже обожглись.
- А академик Кириллов?- спросила всезнающая Актриса.
- Не знаю,- буркнул Кузьмин.- Не читал.
Наташа собрала чай; умостились в узенькой кухне. Кузьмин уставился в темное окно, непроницаемо-черное, потому что за ним был лес, а еще дальше - окружная автодорога, и кухня, островком живой жизни, неподвижно будто бы висела - меж звезд или у самой земли.
В молчании допили чай. В прихожей Актриса, заматываясь в длинный шарф, сказала:
- Там все стало. Вы понимаете, какую роль в этом вы сыграли?
- Это наука,- обронил Кузьмин.- У каждого из нас своя роль. Я сыграл свою, наверное...
Актриса усмехнулась.
- И что взамен? .
- Это наука,- повторил Кузьмин.
- ...Спасибо,- сказал Кузьмин.- Спасибо, я обязательно приеду. Да, спасибо! - Он положил трубку на рычаги и тут же поднял ее снова.
- Вам звонили из "кадров"? - спросил Герасименко, вдруг обращаясь на "вы".
- Только что!
- Примете приглашение? - спросил Герасименко напрямик.
- Подумаю.
- Мне знакома эта фраза,- сказал Герасименко.- Конечно, принимайте предложение... И правильно,- неожиданно горячо сказал он.- Наверное, пора и вам начинать главное дело. Я приказал - документы вам уже готовят. Возьмите с собой все, что сочтете нужным: препараты и прочее...- добавил он торопливо.
Кузьмин стал работать в отделе у странного, искалеченного неизвестной болезнью человека по прозвищу Маньяк. Так его назвали коллеги.
Много лет назад он провел на себе опыт. Результат его оказался неожиданным и едва не самоубийственным. Маньяк выжил, чтобы попытаться разобраться в самом себе. Он методично, годами изучал свою кожу, свои лимфатические узлы и кровь, пряча бинты под одеждой; если бы можно было, он отдал бы себя целиком; если бы не было другого способа установить истину, он устроил бы себе несчастный случай, но сам Кириллов, его давнишний друг, попросил его не переходить границы - какие, оба они так и не сформулировали.
(- Какая осторожная молодежь пошла, не находишь, Сережа? - посетовал Маньяк, насаживая протестующего червяка на крючок. Они сидели на бережке с удочками.-Ну, почему я сам должен собой заниматься, а? Ведь это даже ненаучно в конце концов. Ну, нашелся бы хоть какой-нибудь... умник-подонок... Покопался бы во мне всерьез, а?
- Нет, лучше не надо,- помедлив с ответом, будто взвесив все про себя, отозвался С. В. Кириллов.- Ты уж, Витя, лучше сам...
- Старею я, Сережа, И симптоматика меняется... Будешь купаться?)
То, что делалось в тихих лабораториях этого института, удивило Кузьмина. Он писал вставшей с постели Коломенской: "...они хотят и уже пробуют, в отличие от всех остальных, не вламываться в генетический аппарат клетки, а, действуя, как дрессировщики, или, может быть, как сама природа, подчинить его себе. Смешно: они думали, давно не читая моих работ, что я уже помер. Но наша Актриса открыла им глаза - кому из них персонально, я еще не знаю. Мы с ней поругамшись, и она не ходит к нам, а то бы я встал на колени. Они..."
Он наладил свои методики, обучил им лаборантов и выписанного в помощники Филина и освободился. А его оставили в покое, будто позабыли о нем. Маньяк только однажды появился в светлых покоях Кузьмина, поулыбался, ослепляя американской вставной челюстью, подписал заявку на импортное оборудование и исчез. Можно было бы предположить, что эти богатеи накупили всяческого добра и, озабоченные новыми капризами, оставили его без присмотра, на волю и прихоть пытливого ума, если бы не тот спокойный дедовой настрой, напор, который ощущал Кузьмин, заглядывая в соседние лаборатории. Он ходил по этим новеньким чистым корпусам института, приглядывался; в столовой, в коридоре, в курительных холлах знакомился с сотрудниками, напрашивался на экскурсии.
В отдельном корпусе разместилась клиника. Раз в неделю клиницисты пугали теоретиков демонстрациями своих больных. Кузьмин повадился ходить на эти конференции, и ему, много лет оторванному от больниц, становилось страшно, особенно на демонстрациях детей. Известная ему истина: "Пять процентов людей - носители генетических болезней" - обретала плоть и кровь. Он прошел через фазы черных мыслей о судьбе человечества, слепой надежды на милость и здравый смысл природы и наконец проявил заинтересованность.
На одной из конференций он шепнул Маньяку:
- Дайте мне модели, кажется, я смогу кое в чем помочь цитогенетикам. У вас есть модели?
- Да что вы, Андрей Васильевич! - показывая достижения американской стоматологии, сказал Маньяк.- Какие модели! Если бы мы имели модели! Увы! - произнес он и, совсем принижая голос, добавил: - Вот они - модели, данные нам природой:
Лаборанты Кузьмина были завалены работой, а сам он жил скучновато... Но однажды Филин подошел к Кузьмину с бланком анализа в руках.
- Что-то не так? - Заглянув в бумагу, Кузьмин встрепенулся и отправился в детскую клинику.
Там шел разбор неясного случая. Полноватый шатен- молодой заведующий отделением - удивился приходу Кузьмина, усадил его в кресло, и Кузьмин битый час слушал разглагольствования врачей. Ничего, казалось бы, не решив, они разошлись, очень собой довольные, и обалдевший несколько Кузьмин протянул заведующему свой бланк.
- Объясните, пожалуйста,- попросил тот. Кузьмин объяснил:
- Похоже на генетический дефект. Мы могли бы подтвердить или опровергнуть одну теорию... Что это за больной?
- Понимаете,- сказал заведующий,- это третий мальчик в семье, двое других погибли от опухолей. Даже сейчас мы не знаем, есть она у него или нет! А что теперь - в связи с этим? - Он показал на бланк.- Обследуйте! Родители согласны.