В Лондоне Лоуренс также столкнулся с поражением. Опасаясь притока китайцев из Гонконга после передачи власти в 1997 году, британский парламент принял законопроект, ограничивающий возможность жителей Гонконга иммигрировать в Великобританию. Китайцы, проживающие в Гонконге, традиционно считались британскими подданными, поскольку город был колонией. Однако в 1981 году парламент фактически превратил их в граждан второго сорта, которые в 1997 году станут гражданами Китая. В британские паспорта, которые миллионы жителей Гонконга носили с собой во время путешествий, спереди должны были быть вклеены золотые буквы "Гонконг"; их права на иммиграцию в Великобританию или даже на обращение за помощью в британские посольства за границей были резко ограничены. Этот вопрос был гораздо важнее для китайских жителей Гонконга, чем для таких британцев, как Лоуренс, у которых уже было британское гражданство. Но Лоуренс, чей собственный отец столкнулся с противодействием, когда пытался получить британское гражданство в 1920-х годах, был разгневан этими изменениями.
Облачившись в горностаевую мантию члена палаты лордов, новый "король Коулуна" выступил в парламенте Лондона против новых правил. Они создают "впечатление отверженности; ощущение, что на этом важном этапе нашей истории Британия "отдаляется" от Гонконга, что мы теряем свою "британскость"". Китайские жители Гонконга "не ищут убежища или права жить и конкурировать с вашим трудоспособным населением", - заявил он Палате лордов. Единственное, что ищут жители Гонконга, - это "уверенность в том, что Великобритания, страна, которой они стали доверять, не подведет их".
Лоуренс перечислил все гонконгские компании, создающие совместные предприятия с Китаем. Он подчеркнул, что сам, строя крупнейшую электростанцию в Гонконге, создал 7 000 британских рабочих мест, заказав британское оборудование. "Необходимо проявлять большую осторожность".
Лоуренс предупредил, что в противном случае Гонконг станет "мертвым городом, погребенным на страницах истории".
Несмотря на мольбы Лоуренса, законопроект был принят.
Как и в 1949 году, когда он потерял все в Шанхае, и в 1967 году, когда Гонконг оказался под угрозой Культурной революции, Лоуренс встал перед выбором: остаться или уехать. Он решил остаться и приспособиться. В то время как многие все еще переживали из-за соглашения о передаче Гонконга Китаю, Лоуренс приветствовал высокопоставленного китайского чиновника на своей электростанции в Касл-Пик и поднял китайский флаг. Он отказался от своей давней веры в уникальное значение Гонконга как моста между развитым Западом и развивающимся Китаем. Вместо этого Лоуренс поддержал зарождающееся самосознание Китая в речи, которая могла быть написана в Пекине: "Европа достигла плато.
Соединенные Штаты и Россия противостоят друг другу с помощью баллистических ракет дальнего радиуса действия". Китай же, напротив, "предлагает новое поле для развития, становящуюся мировую державу". Гонконг можно рассматривать как "дитя Китая, сын, отправленный в западную школу для получения иностранного образования". Теперь, по его словам, "этот сын возвращается к своим родителям с знаниями, полученными в результате западных контактов. Он хороший сын и хочет помочь своему отцу, а его отец обладает тем пониманием, которое необходимо для преодоления культурного разрыва, существующего между двумя цивилизациями".
Лоуренс считал, что следует разумной бизнес-стратегии, ничем не отличаясь от многих других иностранцев, которые льстили Китаю в надежде получить часть китайского бизнеса. Когда Лоуренс вернулся в Шанхай в 1978 году после тридцатилетнего перерыва, экономика и благосостояние Китая сильно отставали от Гонконга и Запада. Теперь он набирал обороты. Вскоре по размеру экономики он превзойдет Великобританию и займет второе место после США. Для китайцев смена тона Лоуренса означала то, чего они давно добивались: чтобы к ним относились как к равным, отбросив более чем столетний колониализм и унижения, которые заразили отношения между Китаем и миром. После выступления Лоуренс вернулся в свой кабинет, где на кожаном стуле за огромным овальным письменным столом он держал потрепанную коричнево-белую куклу Шалтая-Болтая. Она была оставлена на его сыном несколько лет назад. По его словам, он держал ее рядом, "чтобы она напоминала мне о том, что Шалтай-Болтай сильно упал".