Это стало очевидным в октябре 1949 года, когда Мао появился на трибуне Запретного города, чтобы провозгласить основание Китайской Народной Республики перед собравшимися внизу людьми. Мадам Сун стояла рядом с ним. Всякая надежда на то, что она будет благосклонно смотреть на свои трехдесятилетние отношения с Кадури, испарилась два года спустя, когда женщина, представлявшая мадам Сун, появилась у парадного входа в Мраморный зал.
Мадам Сан, как объявил ее представитель в 1951 году, хотела "арендовать" Мраморный зал для своего Фонда защиты детей. Она собиралась превратить его в детский театр и клинику. Сумма аренды должна была покрыть пятикратное увеличение налогов, которыми шанхайское правительство планировало обложить Мраморный зал. Смотритель Мраморного зала отправил сообщение об этой просьбе Горацию и Лоуренсу в Гонконг. Через пять дней представитель мадам Сун вернулся и потребовал ответа. На той же неделе всем иностранцам, проживающим на соседней улице, было велено немедленно покинуть дом, и им дали несколько часов на то, чтобы убраться. В другом районе города, была арестована группа немецкой недвижимости. "Я надеюсь, что вы приняли решение", - писал смотритель, отмечая, что мадам Сун "завладела многими ценными объектами недвижимости в Шанхае и его окрестностях, и я боюсь, что, если вы не согласитесь рассмотреть возможность аренды, вы можете обнаружить, что собственность более или менее экспроприирована".
Гораций отклонил предложение. "Определенно против такого шага".
"Учитывая долгую связь нашей семьи с Шанхаем, мы должны сохранить здание до тех пор, пока это возможно. Если условия изменятся к лучшему, и мы вернемся в Шанхай, это помещение будет для нас бесценным".
Виктор Сассун не питал подобных иллюзий. После почти двух лет преследований и запрета на выезд из страны Овадия передал все здания, построенные Виктором Сассуном, коммунистическому правительству - почти на полмиллиарда долларов - без какой-либо компенсации. Ему выдали разрешение на выезд и железнодорожный билет до Гонконга и приказали покинуть страну в течение сорока восьми часов.
Еврейское присутствие, которое когда-то формировало и оживляло Шанхай, было уничтожено. В старом районе Хункеу коммунистические войска ворвались в синагогу, где во время войны молились еврейские беженцы и где Эрих Райзман проходил бар-мицву. Во всем Шанхае оставалось всего несколько пожилых евреев, остальные уехали в Израиль, США или Австралию. Военные вынесли Тору, которая стояла в шкафу на стене, обращенной на восток, в сторону Иерусалима, и аккуратно повесили на стену портрет Мао. Здание было превращено в психиатрическую больницу.
Кадори лишь оттягивали неизбежное. Мадам Сунь, которая теперь твердо стояла на стороне коммунистов, была полна решимости преподать кадорийцам урок. "Глаза нации устремлены на Шанхай", - заявила она в своей речи. "Мы стали символом борьбы против мертвого груза империализма" и капитализма, который "оседлал спины наших рабочих и граждан". В 1954 году, после многих лет сопротивления требованиям мадам Сун, Лоуренс признал, что борьба за сохранение Мраморного зала окончена. Он согласился "подарить" собственность мадам Сунь Ятсен и фонду ее детей. Мадам Сунь заявила, что ей не понадобится ни персонал, ни обстановка, которой был обставлен особняк. Коммунисты сдали мебель Кадори на склад и взяли с них гораздо больше платы за хранение, чем стоило их имущество.
Лоуренс написал записку своему брату: "Я чувствую, что мы должны рассмотреть
все, что у нас есть в Шанхае, потеряно".
Часть 3. Изгнание и возвращение
Лоуренс (слева) и Гораций Кадури в Гонконге
9.
Расплата
Лоренс Кадори наблюдал за крахом Шанхая и бизнес-империи своей семьи из безопасного Гонконга.
L
В сентябре 1945 года, всего через несколько недель после освобождения города американцами, Лоуренс покинул Шанхай и на самолете Королевских ВВС Великобритании прилетел в Гонконг. Он отчаянно хотел увидеть, что случилось с его домом и установками China Light and Power. В Шанхае он несколько недель умолял британских и американских офицеров перевезти его в Гонконг. Он добрался до Куньмина на юге Китая и ехал в джипе британской армии в британское консульство, когда зацепился брюками за гвоздь, торчащий из подушки сиденья. Группа американских солдат, проезжавших мимо, заметила его, стоящего на ступеньках консульства и сжимающего штаны, выглядящего смущенным и неловким.