– Кили, – шепотом позвала меня Морган.
Я решила не обращать на нее внимания. Наверное, она просто призывает меня встать, и, по всей вероятности, мне и впрямь следовало бы встать, если я действительно хочу выглядеть как человек, который в следующем году должен быть избран на пост председателя закрытого клуба старшеклассников. Но я здорово устала, ведь обычно по воскресеньям мы с Морган спали до обеда. А тут еще эта гнетущая погода.
Но Морган не отстала. Она встала на колени рядом со мной и едва ли не всунула голову в мой капюшон.
– Тебе что-то нужно? – спросила я.
Прижавшись кончиком носа к моему, Морган прошептала:
– Посмотри налево.
Я повернула голову.
И увидела Джесси Форда.
Он стоял ко мне спиной, но я все равно его узнала, потому что у Джесси Форда были самые густые и красивые белокурые волнистые волосы во всей школе, и они всегда смотрелись так, будто их никогда не касался гребень. Спереди они были длинные и свисали почти до подбородка, и он, пользуясь тем, что они от природы завиваются, заправлял их за уши. Так он и причесывался, кроме тех случаев, когда они с ребятами играли в футбол. Тогда он утаскивал с какого-нибудь учительского стола резинку и стягивал свою шевелюру в короткий хохолок на макушке, похожий на маленький узелок, который носят девчонки. Насколько мне известно, только самые крутые и уверенные в себе парни могут позволить себе носить прическу вроде этой, и притом выглядеть на все сто. Но Джесси Форда можно было смело зачислить в это ничтожное по численности меньшинство. По правде сказать, когда он собирал свои волосы в этот, почти женский хохолок, они – ну что я за извращенка – нравились мне больше всего, потому что так миллионы разных оттенков его белокурых прядей были видны лучше всего. У меня волосы тоже светлые, но они все одного цвета – бледно-желтые, как пачка сливочного масла, а у Джесси они словно окрашены в различные оттенки разноцветными восковыми мелками. Например, некоторые пряди такие же золотистые, как корочки кукурузных маффинов в школьном кафе, другие похожи цветом на сосновую смолу, а некоторые кажутся ярко-белыми, как песок, что сыпался в тот день из прорех в выданных нам мешках.
Морган быстро сдернула с моей головы капюшон и взъерошила мне волосы, вытащив несколько прядей из короткого хвостика, который я носила на затылке, так что они рассыпались. Потом она слегка расстегнула молнию моей толстовки и засучила ее рукава до локтей. Отступив на шаг, она улыбнулась, довольная полученным эффектом, затем сделала мне знак встать.
Я встала, но только на секунду, потому что, едва оказавшись на ногах, тут же сделала вид, что от счастья лишилась чувств и упала в прямо в крепкие объятия Морган, поскольку точно знала, что она меня сразу же подхватит и что Джесси все еще стоит ко мне спиной. Морган лишь с трудом помогла мне удержаться на ногах, и мы обе расхохотались как безумные.
– Над чем это вы смеетесь? – спросила Элиза, стоявшая чуть поодаль.
Морган оттолкнула меня от себя, и ее щеки зарделись как маков цвет. Ей было неважно, что в неловкое положение поставила себя не она, а я, потому что Морган всегда краснела за других. Она повернулась к Элизе и тихо сказала:
– Ни над чем. Просто Кили есть Кили, она, как всегда, в своем репертуаре.
Я беззаботно смотрела, как Джесси и еще несколько парней из школьной футбольной команды гоняют по пляжу пустую бутылку из-под «Ред Булла». Видимо, ребят тоже попросили поучаствовать в укреплении берега. Где-то минут через пятнадцать болтовня сошла на нет, и по человеческой цепи начали поступать первые мешки с песком.
Передавая мне первый мешок, Джесс посмотрел на меня, и на лице его мелькнула улыбка. Эбердинская средняя школа была невелика, каждый класс состоял где-то из пятидесяти учеников. В прошлом году мы с Джесси посещали один и тот же продвинутый курс испанского, но мы тогда ни разу так и не поговорили. Во всяком случае, по-английски. Я даже не смогла бы сказать, узнал ли он меня или же он улыбнулся просто потому, что уж его-то знали все.
Первые полчаса все волонтеры работали в томительном молчании.
– Как ты думаешь, мы уже почти закончили? – шепотом спросила я, перекладывая в руки Морган очередной мешок с песком.
Первые несколько мешков показались нам довольно легкими, но я могла поклясться, что с каждым разом они становились все тяжелее и тяжелее.
– Не смеши меня, Кили, – пыхтя, ответила Морган, поворачиваясь к Элизе и передавая ей свой мешок. – У меня уже болят все мышцы живота.
Я шумно втянула ртом воздух.
– О, господи, а что, если мы с тобой сейчас настолько не в форме, что под конец этой работы так накачаем себе абдоминальную мускулатуру, что станем похожими на двух культуристок?